Александр Мирлюнди - Минотавры за кулисами

Шерри с сияющим солнечным лицом сел. Он был на седьмом небе от всего. Он подумал, что с таким стариком и анаша не нужна.

– Ну-ус, а теперь подруга, как я понимаю?! – Народный радостно посмотрел на Иру, очевидно, предполагая продолжение праздника.

Ирина на ватных ногах вышла, сжимая гриф гитары внезапно покрытой потом ладошкой, и судорожно думала, что она сейчас будет читать. Там ведь читать надо. И петь. А может, еще и сплясать попросят… Она подумала, что здорово остановить бы время, чтобы подготовится хоть как-нибудь…

– Для начала Янка Дягилева! – с фальшивой бодростью заявила Ира.

– Для начала, дорогая, поднимите платье и покажите ваши ноги! – осек «абитурентку» Народный.

– Чего???!!!

– Чего-чего?! Платье поднимите и дайте мне, старику, полюбоваться вашими ногами! – Народный говорил с такой спокойной убедительной настойчивостью, что Ирина не раздумывая положила гитару на пол, и подняла полы платья из мешковины.

Шерри снова затрясло от смеха и от радости жизни. Корчась на стуле и снова сдерживая смех, он показал Народному кулак с поднятым кверху пальцем. Мол, молодец, дед! Уважаю!

Народный мельком улыбнулся Шерри, быстро подняв и опустив руку с открытой ладонью, типа, я оценил, дружище, что ты рад тому, что я рассматриваю ноги твоей барышни.

– Хорошо! Опустите платье! – как-то впроброс, по-медицински поблагодарил Народный.– Что там у вас?

Никогда еще Ирина не пела любимую Янку Дягилеву так зажато и нелепо.

– А мы пойдем с тобой погуляем по тгхамва-айным гхельсам!

Посидим на тгхубах у начала кольцевой догхоги!

То, что дружки называли «идеальным парижским акцентом», гулко раздавалось под потолком обычным, чуть комичным картаваньем.

От «Джефферсон Айрплан» Народный почему-то отказался, попросил отложить гитару и почитать стихи. Ира нарочно долго откладывала гитару (зачем-то в дальний угол), судорожно повторяя Ахматову.

– Пгхотегтый ковгхик под иконой,

В пгхохладной комнате темно, -громко с выражением, как и на том школьном поэтическом вечере, стала выводить Ира, но Народный быстро остановил ее.

– Вы вообще не понимаете, что вы читаете! Вы колбасу на рынке рекламируете, вот что вы делаете! Как вас зовут? Ирина? Иришенька, ну представьте, вечер, лампадка под иконой, вы стоите под этой иконкой, ну, представьте, представьте! Не волнуйтесь, начните, когда будете готовы, мы подождем!

Ирина постояла, стараясь представить себя под иконкой, и… Как-то спокойно, очень тихо начала… И иконку представила и лампадку, а «от роз струится запах сладкий» даже не представила-почувствовала! Когда был « твой профиль тонок и жесток», горло свело спазмом. Ира сжала кулаки, чтобы не расплакаться, и так, со сжатыми кулаками и комом в горле оканчивала. Голос понизился, стал каким-то грудным, даже благородно-грубоватым.

Как бы не расплакаться, думала Ира, все сильнее сжимая кулаки. Вот она наконец! Последняя строчка! Все! И сразу после точки слезы, как их не старалась Ира сдержать, хлынули, моментально увлажнив щеки, и стали капать с подбородка. Ирина отвернулась, судорожно вытирая лицо. Посмотрела на Шерри. Тот с глупой улыбкой смотрел на нее, ничего не понимая. «Дурак!» -почему-то подумала Ира.

– Ну вот! – раздался за спиной радостный возглас Народного, -Можете ведь, когда сможете! Что из прозы у вас?

– А прозы нет! -честно призналась Ира, разворачиваясь и шмыгая носом.

– Это как это нет?! -возмутился Народный. – А что есть?

– «Кадиш»…, -пролепетала горе-поступающая.

– Господи, помилуй! – Народного аж передернуло от испуга.– По кому кадиш?!

– Ну «Кадиш»…Алена Гинсберга….Кусочек… -растерялась Ира.

– Нет, «Кадиш» не надо! Тем более кусочек! Это очень серьезная литература, боюсь, мы ее не осилим! -очень серьезно, но с веселинками в глазах сказал Народный и вздохнул. – Ну ладно, садитесь. Следующий!

Следующей была невысокая девушка с могучими не по годам грудями и короткими ногами. Такими короткими, что Народный даже не попросил ее поднять юбку. (Впрочем, и лифчик не просил расстегнуть, заметила ехидно Ирина).

Коротконогая быстро-быстро скороговоркой проговорила про «драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота». Педагоги смеялись и кивали головами. Потом коротконогая торжественно подняла руки вверх и противно завопила: «Почему люди не летают?!». Смеялись намного больше. Потом читала басню.

«Талантливая, сука!» -абсолютно без зависти, с улыбкой думала Ирина, глядя, как коротконогая как бешеная мечется, изображая пьяного Зайца, который грозился стереть с лица земли некоего Льва.

Ирине хотелось плакать. Ирина хотелось рыдать. И находиться вечно в этой аудитории, которая теперь ей казалась едва ли не центром мироздания. Находиться вечно и вечно читать стихотворение Ахматовой, представляя иконку с лампадкой, и себя, стоящей перед ними в темной комнате… Больше всего на свете ей хотелось, чтобы сейчас было хотя бы семь дней назад, и она бы знала о приеме на актерский и стала бы готовиться. Но сейчас было не семь дней назад. Сейчас было сейчас…

Потом читал мальчик в синем костюме, который обиженно спросил, «почему его не спрашивают о его эстетических вкусах», и довольно взрослая девушка. Народный их внимательно слушал, время от времени останавливая, и просил прочитать так или иначе.

Ирина никого не слушала, грустно смотрела на маленькое круглое окошко под потолком, из которого били солнечные лучи, не обращая внимания на шепот Шерри, что «уже пора», и даже не заметила, как всех попросили выйти. Пришла в себя только в коридоре, когда всех попросили подождать…

Шерри тянул ее за рукав, говорил, что пора-пора. Пора – пора. Пора-пора. Пора-пора-пора. В его голове уже стучали тактом вагоны. Из аудитории доносился какой-то спор. Выделялся голос Народного. Он что-то даже не доказывал, а жестко утверждал.

Шерри положил ей руку на плечо. Ира сбросила руку и раздраженно шикнула. Шерри осклабился и похлопал ее по попе. При других абитуриентах.

«Полный мудак!» – снова подумала Ира.

Раньше это ее не смущало. Более того, она даже очень сильно любила прилюдно ласкаться с Шерри, обнимаясь с ним и позволяя его рукам познавать всю географию своего тела, целоваться с ним взасос с хлюпаньем в переполненном транспорте, но сейчас это похлопывание по пятой точке вызывало почему-то смущение и, более того, злобное раздражение…

Раскрылась дверь. Та же женщина, что и привела их, сказала Шерри, мальчику в костюме и взрослой девушке «спасибо», а коротконогую и Ирину попросила зайти…

И Ирину…

И Ирину?

И Ирину?!

Да!!! И Ирину!!!!!!!!

Сначала Народный хвалил коротконогую, дал пару советов, и спросил, как себя чувствуют мама с папой. Коротконогая бойко отвечала, шутила и даже рассказала эпизод из жизни мамы с папой, отчего вся приемная комиссия вместе с Народным рассмеялись. Народный сказал коротконогой, что с нетерпением ждет ее на конкурсе, пожелал хорошего дня, передал привет маме с папой и отправил восвояси.