Борис Екимов - Память лета

Прежде, в годы молодые, много ходил я пешком по Задонью. Красивые места, пустынные. Людские селенья редки. Холмленая равнина. Огромный распах долин, курганы, вечный степной ветер. Идешь и идешь. В пору летнюю, жаркую, захочется пить, начинаешь приглядываться: где в истоке балочки верба стоит или растет камыш, а может, просто курчавится зелень сочнее окружной, степной. Высмотрел – правишь туда. Все точно: в низинке журчит из-под тяжелой плиты камня-песчаника чистый ручеек или стоит деревянный, в колено, сруб, всклень налитый прозрачной водой, и видно, как на дне, из белого песка, вскипают ключи.

Много у нас было в Задонье ключей, родников. Сейчас они понемногу глохнут. А прежде все были ухоженными. Обложен ли диким камнем, обнесен ли срубом, по весне почищен от наносного ила. Прежде было много хуторов: Липолебедевский да Липологовский, Рубежный да Каменнобродский. Всех не перечесть. Люди жили, скот пасли по степи, работали на полях, сено косили. А в летних жарких трудах без родника не обойтись. Родник – не только чистое питье, но и природный холодильник. Работаешь, а в роднике сохраняется молоко, сметана, другая еда. Да и отдохнуть лучше в тени, возле воды. Вот и хранили родники, было их много.

Для овец да коров ставили в стороне деревянные долбленые колоды. К роднику скотину не допускали.

В Задонье родники встречались могучие. Порою на одном целый хутор живет. Их называли «колодцами». К примеру, Фомин колодец у хутора Лукьянкина, он же – Зоричев.

Из Липологовской балки поднимешься на перевал к Калиновому логу, и вдали, за много верст, сразу бросится в глаза сочная зелень на склоне Фомина кургана. Долго идешь и идешь, понемногу спускаясь под изволок. Жарко. Месяц июль. Бронзовеют поля озимой пшеницы, серебрится поспевающий ячмень, желтеет выгоревшая непашь. Безлюдье. Тишь. Дорога течет пологим склоном, потом тянет в гору, на Фомин курган.

Сухое лето. Горячий степной ветер. Сладкий дух поспевающих хлебов. Жаворонки поют. И вот еще один звук – шум воды. Он все слышней и слышней, шум водопада. Вначале покажется, что это обман, слуховой мираж. Откуда здесь взяться водопаду? Травы до срока выгорели. Задонская степь.

Но вот он, сияющий в солнце, рокочущий басом водопад. С пятиметровой высоты рушится и гремит мощный поток чистейшей ключевой воды. Начало его, исток, лежит в вершине кургана. Вокруг сухая глина, выгоревшая трава, а в ложбинке – сочная зелень. Там, в каменных, за годы и годы пробитых лотках, журчат три быстрых, три полноводных ручья. Они бегут из-под плит песчаника, выбиваясь на свет каждый порознь, и, прозвенев по камням короткий путь в одиночку, сливаются в бурливый поток. Уже могучий, он шумит, сбегая вниз по каменному ложу, и скоро рушится пятиметровым рокочущим водопадом. Когда-то он спешил к людному хутору с красивым именем – Зоричев, что лежал на пологом склоне Фомина кургана. Теперь от хутора остались лишь дикие сады: груши, сливы, яблони, терн. А жили, по рассказам, неплохо. Главное богатство – вода, что текла из Фомина колодца по рукотворным дубовым колодам. Хватало ее всем. Славился хутор лучшими в округе садами и огородами на даренной Богом воде. В любую засуху на просторном поле, на Россоши, рождалась крупная, в два кулака, картошка.

Благодарная память долга. И потому даже полвека спустя старая мать нашей соседки, Гордеевны, на исходе дней своих, когда стали грозить вокруг голодом да разрухой, вдруг думала и надумала:

– Давай ворочаться на Фомин колодец, – сказала она тоже немолодой дочери.

– Ты что, мама?.. Там давно нет никого.

– Там осталась земля, – возразила мать, – и вода. Они нас прокормят.

Как и прежде шумит Фомин колодец, льется вода. Но в истоке осталось лишь три родника. А было более. Это видно воочию. Вот здесь был родник и пропал. Но кулига сочного высокого аржанца говорит: близко вода. Вот еще одно место. И еще… Прежде глядели за родниками, чистили их. Нынче некому. На месте хутора – дикие сады. Лишь человек вроде меня, случайный, заедет ли, забредет сюда, в глухую степь. Поглядит, подивится на степной водопад; отдохнет, попьет водички. А то и под водопадом обмоется. Вода родниковая течет и течет вниз, в Калинов лог, а по нему уже Россошью спешит к степной же речушке Лиске, полня ее. У Лиски путь далекий, к Чиру, у того – к Дону.

От Фомина кургана по левую руку, ближе к Гетманскому шляху, что ведет от Калача-на-Дону в станицу Клетскую, хорошо видно Мордвинкино поле. Там в балочке Мордвинкин ключ. Вода его славилась.

Совсем рядом со шляхом могучий Калинов колодец.

В десяти верстах далее, по левую руку, в Осиновом логу – знаменитый Белый ключ ли, Белый колодец. Вода в нем по вкусу будто снеговая, ледниковая. Слывет она «серебряной», лечебной, помогая от всяких хворей.

Там же, рядом, целая балка с названием – Родниковая. На каждом шагу ключи. Прежде, в старые годы, эту балку закрывали плотиною, и вода самотеком бежала, орошая плантацию осиновских хуторян. Сегодня еще видны заплывшие, затравевшие канавы, когда-то полные воды.

Живые ключи Задонья, родники мои… Это память или нынешний день?.. Время – полдень. Дорога. Жаркая степь. Сворачиваю к роднику. Склоняюсь над ним. Пью и пью. Потом сажусь возле невысокого обомшелого сруба. Гляжу, как вздымается, бугрится и туго вихрится на дне белый песок. Три буруна, три ключа. Песчаный бурун поднимается невысоко. Водные струи винтом идут вверх, понемногу слабея и растекаясь в прозрачном столпе воды, в полной чаше. Прозрачным живым порогом валит вода его через край, падает вниз и уходит, журча, словно прощаясь.

В округе – лето. Полдень. Зыбится жаркое марево. У родника кров божий, зелень ветвей. По земле зеленая же мурава и пестрая радуга цвета. Белое, розовое, голубое… Пахучий холодок мяты, синеглазый батог, желтая дрема, корзинки тысячелистника и рябинки… Сколько их… Травы и травы, медовый пахучий цвет. Сонное гуденье пчелы, стрекот кузнечика, негромкое птичье пение, журчанье воды, пресный живительный дух ее.

Глядишь завороженно, как пульсируют в песчаном дне живые ключи, как вздымаются, тянутся вверх тугие струи.

Прошумел в листьях ветер. Через ветки, наискось, пробился солнечный луч, словно золотое копье, и ударил в живую чашу. Качнулись, свиваясь, струи. Что-то вовсе волшебное почудилось. Золотая дрема… Время светлое, долгое. И думы светлые, словно эта вода.

Посидел, отдохнул и пошел. Легкой ногою, от родника к роднику. Добрая дорога.

Сегодня родников становится все меньше. У кургана Хорошего нынче ключ заглох. И сразу засохла верба над ним. Родники уходят, может быть, потому, что раньше были нужны пахарям, пастухам, косарям и просто путникам, чей род редеет. Вот и уходит за родником родник. Смыкаются земные уста. Неслышимо щелкнул невидимый ключ. На запоре, до лучшей поры, бережет земля родниковую воду. Но где есть нужда, не жалеет ее.