Александр Гордеев - Дай руку, капитан!

Эрудит шутливо поклонился и спросил:

– А хотите некоторые анекдоты? Да вы не бойтесь. Это в продолжение лекции, так сказать.

– Чего уж! Ради такого случая можно, пожалуй! – подбодрили его из дальнего угла.

– У меня тут много чего, – вытирая платком вспотевший лоб, окинул взглядом благодарных слушателей историк. – Откуда, к примеру, появился футбольный марш? Не знаете? Напомню: музыку написал страстный болельщик Матвей Блантер. Кто-то из организаторов отечественного футбола долго просил у него своеобразную музыкальную тему, которая могла бы украсить начало и конец футбольного матча. Требовалась ну просто позарез, ведь футбол не просто массовое зрелище, но и праздник. Композитор упорно «забывал» об этом, хотя и не пропускал ни одной встречи любимого им ЦДКА. Тогда перед очередным матчем, как бы нечаянно, заперли Блантера под трибуной стадиона. Более ста минут композитор слышал рев болельщиков над собой, их свист, не ведая, как складывается игра. И представьте себе, вырвался наружу возмущенным и радостным, потому что футбольный марш уже «сидел» у него в голове. Вот и теперь этот марш придает заряда и куража как игрокам, так и всем любителям футбола.

– Вот как раз о болельщиках можете продолжить?

– Всегда пожалуйста! Командой, обладающей огромной силой воли, считают одесский «Черноморец». Наверное, потому, что у него самые верные болельщики. Они, как в древнегреческих Академах, могут собираться в парке напротив улицы Дерибасовской до тысячи человек, простоять два часа кряду и не хуже жрецов-авгуров предсказать будущее своей команды…

– А волгоградский «Ротор»? Кто-то смеялся над его неудачами, говорил, силенок маловато. Вот если бы к ротору добавили статор, тогда получился бы двигатель, не хуже всяких там динамо-машин, ведущих в высшую лигу. Если и нужен какой статор для «Ротора», так это поддержка сверху… Честь и слава болельщикам на стадионе «Волга», потому, может, команда и поднимается на футбольном олимпе…

Уставший лектор развел руками, давая понять, что к придуманной им лекции больше добавить нечего.

Когда утихли аплодисменты, с места вскочил болельщик из Армении и ни с того ни с сего закричал:

– «Арарат» был чемпион! «Арарат»!

– Ха! Он только что проснулся.

Кто-то прыснул в кулак, а кто-то пальцем повертел у виска. Темпераментный болельщик, видя это, не сдавался:

– А почему мальчишки на Казанском вокзале кричали: «„Спартак“ – чемпион!»? Он что, каждый год чемпион? Каждый год?

От крайнего столика прошел с «Крокодилом» какой-то болельщик, примирительно посмотрел на коллегу из Армении и сказал:

– Мы тут еще кое-что нашли. Разрешите, прочту?

– О футболе все можно. Это интересно! – обрадовался лектор.

– Вот, слушайте:

Дружный хохот заставил зазвенеть неубранную посуду на столиках. Только сердился болельщик «Арарата»:

– Опять «Спартак» – чемпион? Когда же это кончится?

За разговорами и смехом не заметили, когда в вагоне-ресторане погасли плафоны. Вместе с Романом возвращаемся длинными и узкими проходами вагонов к себе в купе, довольные антрекотами с зеленью, отличным чаем, а также неожиданно подвернувшимся кроссвордом и редким лектором.

У себя в купе чуть не споткнулись о гору чемоданов и каких-то корзин. На нижних полках, в самых вольных позах, похрапывали незнакомые нам попутчики. Что такое? Какая-то женщина с двумя детками, улегшись «валетом», заняла мое ложе – вот они, чудеса Казанского вокзала! Тут же заметил – верхняя полка застлана ее заботливыми руками. И хоть бы кто пошевельнулся. Не до объяснений. Видно, крепко подустали, ожидая поезда на своей станции.

Тихо раздевшись, осторожно устроились с Романом на своих верхних «отсеках», головою к окну. Лежа на животах, подперев подбородки сложенными руками, смотрели в черный простор ночи, усеянный редкими россыпями огней далеких деревень. Шепотом обменивались впечатлениями. Я шутливо подтрунивал над Телегиным насчет популярности «Спартака», а он нет-нет да и ярился на «фанов», которые только дискредитируют любимые команды. Упорно уверял, что «Спартак» – такая команда, которая в рекламе не нуждается, с чем я не мог не согласиться.

– Андрей Петрович, а вы в футбол играли?

– А ты как думаешь?

– Думаю, вряд ли… Все же война прошла, Великая Отечественная. Все в разрухе. Возможно, и хутор пострадал, куда мы едем. Да и вам-то, мальчишкам, лет по десять, совсем мало по возрасту было, чтобы футболом заниматься.

– Нам из-за возраста досадно не было. Были бы интерес и желание. Вот что главное, чтобы футбол полюбить раз и навсегда.

– А в Дёминке стадион есть?

– Когда-то был. Давным-давно. Как теперь – не знаю.

– А как вы играли?

– Наверное, как и все в свое время.

– А все же?

– У нас, Рома, будет время во всем разобраться. А сейчас – спать-спать-спать…

Вагонные колеса дробно отстукивали чечетку. С грохотом, вздымая тугие потоки воздуха, темно-зелеными и черными полосами проносились встречные поезда.

Как это нередко бывает, я не мог уснуть. Хорошо Роме: руку протяни и не растолкаешь. И куда делось его беспокойство за исход путешествия: на меня положился. Теперь он как за каменной горой. Посмотрим – что завтра будет?

И тут я остановился на мысли, о чем же вспоминать, что рассказать ему? Конечно же спросит: а играл ли я в футбол? Ясное дело – играл. Но будет ли ему интересно узнать о многом, что отложилось в памяти? Я не Лев Яшин и не Игорь Нетто. Они – звезды не только отечественного, но и мирового футбола. А кто я? Так себе. Несостоявшийся мечтатель. Когда-то, мальчишкой, воображал себя знаменитостью, был почти уверен в этом, даже самоуверен. Ан нет. Все шло иначе, по другому руслу, хотя казалось, что начинаю не хуже, чем знаменитые игроки, о которых слышал по радио, читал в газетах, спорил с друзьями детства.

Перед глазами, словно в забытом фильме, начали раскручиваться ленты-воспоминания: мелькали дни, недели, годы, высвечивая значительные и незначительные события, факты, детали. Все начиналось очень и очень давно. За бедностью и трудностями открывалось и что-то хорошее в нашем послевоенном детстве, в котором мы тоже беззаветно любили футбол.

По стук колес крупным планом предстал передо мной мальчик, белобрысый и худощавый. Нетрудно догадаться, что это был я. Но ведь вот какая штука: себя взрослого я уже не мог поставить рядом с ним. Виделся он мне со стороны, как бы в третьем лице.