Алексей Уманский - Без иллюзий

– Надо сказать, в отделе действительно за довольно короткое время было сделано немало, в том числе и для того, чтобы завоевать положительное отношение к концепции со стороны компетентных специалистов. Совещание, которое прошло в нашем институте, действительно единодушно одобрило концепцию системы информационно-поисковых языков. Однако, полагаю, успокаиваться рано. Не зря обсуждение концепции в научном совете по НТИ в ГКНТ было отложено. Одно дело – получить одобрение у продвинутых специалистов, другое дело – заручиться согласием и содействием большинства работников научно-технической информации. Вот на это сейчас и надо обратить особое внимание. А потому представляется очень своевременным предложить отделу Горского организовать постоянно действующий общемосковский научный семинар по вопросам информационно-поисковых языков, руководителем которого я бы хотел предложить доктора Влэдуца Георгия Эмильевича. Там можно было бы рассматривать все практические и теоретические вопросы, волнующие всех информационных работников, и помогать им разрешать имеющиеся трудности, одновременно узнавая все особенности и тонкости, встречающиеся в реальной жизни. Полагаю, это будет взаимополезно для обеих сторон. Нет ли возражений против такой рекомендации? Нет. Тогда так и запишем в решении партбюро.

– Все-таки этот сукин сын сумел загрузить нас лишней работой, раз не сумел осложнить нашу жизнь другим способом, – сказал Михаил, когда они с Влэдуцем и Даниловым вернулись в свой пустой отдел – партбюро заседало не в рабочее время.

– А! Не берите в голову, Михаил Николаевич, – махнул рукой Данилов. – Это все-таки полезная штука для нашего дела, хотя, конечно, и хлопотная.

– Бывает так, – согласился Влэдуц, – что эти попытки утопить людей в работе дают обратный эффект. Так мы и в самом деле найдем новых сотрудников и единомышленников.

– Да я тоже не против семинара. Просто подумал, что Титову-Обскурову ужас как хочется ежедневно вызывать меня то по поводу тематического плана работ семинара, то по календарному плану его заседаний, то по пригласительным билетам и списку их рассылки. Иначе ему кажется, что он не слишком часто портит мне настроение, вот он и трудится по части требований ко мне.

– Кстати, – спросил Влэдуц, – почему он Обскуров?

Михаил засмеялся:

– Конечно, хотелось бы ответить – потому что в науке он действительно обскурант, Мракобес с большой буквы, каков он и есть на самом деле. Помните, Михаил Петрович, во время сталинских политических кампаний против лженауки заголовки газетных статей типа «Обскурант под маской ученого»? Это в точности про него!

– Еще бы не помнить, – наклонив голову, отозвался Данилов. – Да и сейчас нечто подобное случается, хотя, конечно, пореже.

– Но на самом деле насчет его фамилии все проще, – продолжил Михаил, – есть город или городок – точно не знаю – с таким названием – Обскуров. По-французски было бы что-нибудь вроде Титов де-Обскуров.

– Или по-немецки Титов-фон-Обскуров, – подхватил Влэдуц.

– Ну да. А по-русски просто: без де и без фон, – сказал Михаил.

Вскоре семинар заработал – и даже на славу. Михаилу Горскому начало казаться, что Титов-Обскуров теперь начал жалеть, что придумал мероприятие, которое принесло триумвирату гораздо большую известность, чем ему бы хотелось. Институтский большой конференц-зал, вмещавший двести человек, никогда не пустовал. Михаил понимал, что такая посещаемость объясняется не только научными интересами его участников, но и возможностью вырваться на полдня, а то и на целый день из надоевшей донельзя атмосферы «родных» учреждений, а то и приурочить к семинару интимное свидание с любимым человеком. Однако и к науке люди тоже проявляли интерес, и несколько человек, выступавших со своими докладами, которые прежде никому не были известны, получили прямое одобрение Влэдуца и попали на заметку как вполне готовые к самостоятельной научной работе возможные будущие коллеги. Из самопредлагавшихся докладчиков на семинаре сначала через Александра Бориспольского, затем лично стал проситься преподаватель филологического факультета МГУ Валов. Тема, которую он предлагал, звучала несколько странно для ушей руководства семинара: «Информационная лингвистика». Разве не весь язык целиком, как говорится, со всеми потрохами, служит информационным средством, обеспечивающим любое взаимодействие людей? Влэдуц заподозрил неладное и на всякий случай в качестве оппонента пригласил своего коллегу из отдела семиотики Виктора Константиновича Финна. Оказалось – не зря. Доцент Валов решил использовать трибуну семинара для провозглашения декларации о рождении в этот знаменательный день новой научной дисциплины – информационной лингвистики, отцом которой, разумеется, предлагалось считать доцента Валова. Он раз десять, если не больше, произнес слова «информационная лингвистика» в компании с агитационными ораторскими штампами, но ни разу не пояснил ни предмета этой новой научной дисциплины, ни методов исследования собственно информации в рамках этого научного «новообразования».

Горский поймал себя на мысли, что ему прежде всего жалко смотреть на докладчика. Пожилой человек стоял за кафедрой и явно хотел запомниться присутствующим неким героем, дождавшимся часа проявить себя и завоевать часть территории окружающего мира, потому что ему уже тесно там, где он есть. Этот человек по возрасту был старше всех находящихся в зале и ему уместней было бы выкрикивать свои лозунги сидя не только потому, что он был старше всех, но и потому, что потерял на войне одну ногу. Но наверное, и это входило в расчет – вот – смотрите, какой он волевой и дееспособный, как ему по жизни плевать на свой изъян, для него это не важно, потому что главное другое – он все равно вождь и именно поэтому стоя зовёт под свои знамена людей, желающих осчастливить человечество с помощью информационной лингвистики. Однако все это в совокупности производило обратное впечатление. Человека, чье тело покалечила война, язык не поворачивался назвать именем, которого он заслуживал по смыслу произносимых слов – точнее – по отсутствию в его словах какого-либо смысла: это был портной из сказки Андерсена, убеждающий голого короля в великолепии его одежды. Правда, он защищал Родину и потерял ногу, но зато на этом основании полагал, что ему простительно говорить и делать то, что непростительно было бы делать нормальным, так сказать, полночленным коллегам. Все вместе выглядело мучительно, стоящий через силу на протезе человек, его напыщенная пафосная пустопорожняя речь, его амбиция импотента, желающего выдать себя за продуктивного производителя, роняющего свое многообещающее семя в лоно родной, но постаревшей лингвистики, которую, как предлагалось отныне, надо удовлетворять по-доцентски, по-Валовски, чтобы она расцвела по-новому, по-молодому.