Сергей Ермолов - Графоман

Я знаю, что человеку не может быть интересно ничего, кроме него самого. Любой интерес к чему-то вовне – лишь поиск новых проявлений себя.

Я делаю, что могу. Стараюсь изо всех сил. Но для бездарности это не имеет значения. Мне себя не исправить. Нужно смириться. Я не могу быть писателем.

Ни одного достижения. Я проживаю жизнь заурядности. Нет ничего хорошего в знании правды о себе. Героя можно вытащить только из себя. Мне не повезло с собой. Я цепляюсь за себя, как за свою единственную опору. Я себя никому не отдам. Мне без писания не выжить. Глупо писать по другой причине. Может, стоит кому-то об этом рассказать?

Я не уверен, что изображаю именно себя. Только в творчестве я могу вообразить себя лучше других. А для меня это важно.

Неужели подсознательно я боюсь покинуть свое убежище и выйти в большой мир? Неужели боюсь вновь испытать боль и разочарование? Похоже, что так. Но нельзя же вечно сидеть в своей квартире, отгородившись от мира закрытой дверью?

Раньше, начиная дневник, я думал, что привожу мысли в порядок, что так мне будет легче разобраться в самом себе. Верно, дневник действительно помогал мне в этом. Потом я воспринимал дневник как собеседника. Это тоже было верно, но лишь наполовину. Сейчас я понял еще кое-что, изменившее мое отношение к дневнику. Теперь я знаю, что дневник мой друг. Да, каждому из нас нужны друзья. Такие, которые выслушают не перебивая, внимательно и строго. Мне не с кем поговорить. Изливая душу другу, ты чувствуешь себя лучше. Выговорившись, ты ощущаешь облегчение и успокаиваешься. Ведь ты делишься с ним проблемами, перекладываешь часть груза на чужие плечи и, конечно, испытываешь облегчение. Такого друга, с которым я мог бы поделиться своей ношей, у меня не было. И им стал дневник.

Выплескивая размышления на чистый лист бумаги, делясь с ним горестями и печалями, доверяя ему сокровенные мысли, я опять же успокаиваюсь. Кажется, это один из приемов психотерапии, не так ли?

Я пью горячий сладкий чай с лимоном, как я люблю. Сижу в темноте. Не хочется свет зажигать. А потом залезаю под теплый душ. Сразу становится хорошо. Я согреваюсь. И меня клонит в сон. Все правильно – ночью нужно спать.

И я понимаю вдруг, что я теперь другой. Совсем другой. И тот, кто наблюдает за мной, он подтверждает: да, я другой. Хотя я его не слышу, я все равно ощущаю, как он со мной соглашается. И он жалеет меня. И говорит, что все будет хорошо. Засыпая, я думаю, как он велит. Все будет хорошо. Все уже хорошо. Завтра будет новый день. И я больше не буду бояться себя, нового. Все будет хорошо. Я закрываю глаза и дышу тихо‑тихо.

Стараюсь написать текст вне времени и пространства. Текст, который бы держался только за счет слов, а не за счет сюжета.

Я знаю, что мои тексты никому не интересны. В них нет ничего, что должно нравится читателю. В них нет приглашения в игру и нет имитации смыслов. В них нет попытки отвлечь читателя от жизни.

Не хочу общаться с людьми. Мне не интересно их притворство. Я вынужден писать свои тексты для моральных уродов. У меня никогда не будет других читателей. Пишу для существ, которым не интересен процесс чтения. С большим удовольствием они принимают препараты, чтобы насладиться состоянием своего отупения и превращения в идиотов. Они могут быть только идиотами.

Я перестал узнавать себя в человеке, которого стараюсь описать с максимальной тщательностью. Вдруг оказалось, что описывая себя, я описал незнакомого мне человека. Согласиться с тем, что в герое произведения я описал именно себя, очень страшно.

Мир, в котором я оказался, уже не удивляет меня своей жестокостью. Графомания – единственно возможная форма моего существования. Я понимаю, что уже прожил свою жизнь. Ведь все, что происходит со мной, от меня не зависит.

В следующее мгновение я могу написать что-то гениальное. Поэтому мне не следует отходить от стола. Упущенное мгновение никогда не возвращается.

Я не могу ничего другого. Только складывать слова в графоманские тексты. Из всех возможностей жизни я не смог найти для себя другое занятие.

Мой мозг недостаточно снабжается кровью из-за слабого и беспомощного тела. Свои болезненные легкие я пытаюсь стимулировать по утрам бегом. Без этих неловких тренировок я – ничто.

Я читаю текст странного человека. Знаю, что никогда не смогу привыкнуть к нему.

Время нельзя остановить. И у меня не получается не замечать течение времени. Я пытаюсь удержать его с помощью слов. А как иначе его удержишь? Очень старательно выдумываю себя счастливым человеком. Пока мне это не удается. Я уверен, что самообмана и иллюзий человеку достаточно для ощущения себя счастливым. Я уже прожил свою жизнь. Мое описание своей жизни в прошедшем времени перестало быть ложью. Прожил жизнь глупого и слабого человека, тихого бухгалтера. Не смог осуществить свои мечты. Я не готов поверить, что был вырван из небытия для такой ничтожности.

У меня получается творить только с помощью примитивных, односложных предложений. Я старательно выстраиваю слова друг за другом, но смысл ускользает. Невозможно представить, почему все эти слова оказались рядом друг с другом.

Я стараюсь подобраться к чему-то важному в себе с помощью слов. Я выстраиваю их в цепочки и пытаюсь ловить мысли. Это занятие требует навыка и ловкости.

Нежность, доброта, щедрость. Я хочу, чтобы мой герой был именно таким. Во мне этого нет. Я слабый, трусливый и жадный. Мне нравится быть злым. Теперь мы все такие. Среди нас нет места героям.

Я не могу понять, кто является героем моего произведения. Он оказался странным, непредсказуемым существом. Я понимаю, что не нужен ему. Мои неловкие попытки изобразить его в словах не смогут изменить его. Получается, что я нуждаюсь в нем больше, чем он во мне. В его существовании все просто и понятно, а я не знаю, как мне жить дальше.

Я описываю мир странного человека. Невозможно представить, что мой герой может быть нормальным.

Я не знаю большей радости, чем моя имитация творчества.

Нет ничего ужаснее страха перед словом. Я испытываю этот страх постоянно. Знаю, что именно в словах скрывается самая большая опасность для человека.

Могу только доживать свою судьбу. Я серый и незначительный человек. Я останусь таким навсегда. Мои потуги изобразить из себя писателя могут только смешить умных людей. Мне было очень сложно смириться с ограниченностью своего мозга. Но я смирился.

Мой вариант жизни – среди самых ничтожных. Мне с моими способностями место у мусорного бачка. Важно суметь смириться с предложенной судьбой.

Я стыжусь возникающих мыслей. Мне не следовало воображать себя писателем. Я рожден глупым исполнителем чужой воли. Мои попытки протеста всегда выглядят унизительно для меня.