Александр Бессонов - Добрее

Мой первый хозяин был меланхоличный мужчина лет тридцати с гаком. Он работал прорабом на стройке и немного подворовывал строительные материалы. После того как чуток скопил, решил инвестировать. Куда? Ну, понятно. КамАЗ он не потянул, а вот меня – пожалуйста. Не виновата я, что в нашем маленьком городке всего лишь один автосалон. Берёг и заботился обо мне прораб. Почти всё время стояла в гараже. Нельзя было ему приезжать на работу на такой машине. Сразу бы вычислили арматурного коррупционера. Поэтому он ездил на работу на старом мотоцикле Урал. С коляской. На всякий случай одевался как бомж. Вечерами натирал меня и называл «моя прелесть». Блин. А я молодая была, мне свобода нужна, не могу в четырех стенах запертой, хоть волком вой.

Как-то на выходных повёз на мне прораб мой жену свою на рынок. Жена неприятная женщина оказалась. Всё бубнила:

– Вот ты все вечера с этой машиной проводишь. С семьёй вообще не общаешься. Ещё цвет выбрал красный, мой самый нелюбимый. Ну, живи тогда с этой железякой тупой!

Ну такого хамства я не стерпела. Нечаянно, на кочке, на месте жены сработала подушка безопасности. Не сильно, конечно, но кровь из носа потекла. Дороги в городе плохие! Ям столько. Мэр, опять же, виноват. Ну и за языком надо следить кое-кому.

Ну всё, после этого случая начала жена гундеть, мол, продавай её. Будем жить как люди, шубу мне купим, в Турцию слетаем. Эх, прораб, прораб… Как умные люди говорят – послушай женщину и сделай наоборот… Нет, блин. Продали меня. Купил жене шубу. Жену в шубе на рынке увидела супруга застройщика главного. Выводы быстро сделала. Мужу доложила. Прораба моего уволили. Дело до сих пор идёт. Женщины коварные, нельзя нас обижать.

Продали меня (Изаура, блин, какая-то) дочке чиновника, который землю распределял. Распределял так, что у всех членов его семьи были коттеджи, престижные машины и не очень (на тёще числились двадцать КамАЗов). А сам бедолага-распределитель имел старый серый костюм, да зарплату двадцать две тысячи рублей в месяц. Так вот, решил меня на совершеннолетие дочке подарить. Ей в жизни нравилось две вещи: Инстаграм и красный цвет. Я стала третьей любимой вещью. На второй же день дочурка на скорости 80 км/час въехала в автобусную остановку. Просто срочно нужно было проверить директ Инсты. Важное же написали.

На остановке были 4–5 человек, удалось никого не зацепить. Правда, пришлось въехать в осветительный столб. Ну и девочку-водителя я спасла. Все подушки выбросила, тормозную систему на полную включила. Правда, сама я того… Хотя я ж железяка, кому какое дело.

Чиновник сделал вывод, что плохое освещение было на трассе. Купил дочке «Порше Каен»: сказал, что машина повыше, дорогу лучше видно будет. А меня продали на разбор Сереге.

Серега решил оставить меня себе. Полгода он после работы в гараже меня восстанавливал. Поменял много чего. Перекрасил меня в синий цвет. Говорит, друганы не поняли бы, если красный оставить. А мне синий больше нравится, он лучше с моими серебряными дисками смотрится. Серега классный, понимает меня. Ласточкой называет. Вот знайте, как вы относитесь к машине, так и машина будет относиться к вам. И если у кого-то на морозе не заводится машина, дело не в морозе и аккумуляторе – дело в вас! Мы, ну а что мы, железяки тупые…

Мы с боем вырвали эту победу у команды мясокомбината. Потери понесли все, в том числе и я: пришлось ударить одного упыря, который в ответ разукрасил мне лицо и сломал передний зуб. Ничего не поделаешь, лидеру всегда достаётся на орехи.

Я капитан футбольной команды балалаечников в ночной любительской лиге по футболу. Смешно? Упырь тоже смеялся, и зря. Да, мы музыканты и играем на самом узнаваемом из народных инструментов. Что вовсе не означает, что за мячом мы бегаем в косоворотках и лаптях, распевая «Калинку-малинку». Меня часто спрашивают, как люди начинают играть на балалайке и зачем. В моём случае всё просто: нравится. Три струны, а душу выворачивают наизнанку. Почему-то считается, что музыканты и вообще творческие работники только про высокие материи и думают, баблом не интересуются, бренчат себе, блаженные. На самом деле мы калымим, где только можно: свадьбы, юбилеи, корпоративы. Чтобы купить очередную дозу еды, одежды, жилья. Надо, в конце концов, питаться калорийно, а то сил не будет лупить по струнам.

На спортивную репутацию профессия влияет, факт. Хуже нас только балерунам – те вообще первые матчи только и делали, что дрались, много было желающих пошутить насчёт обтягивающих трико и сексуальной ориентации. Но рано или поздно спорт покажет, кто чего стоит. В ночной лиге ты – тот, кто ты есть, и не важно, играешь с ментами, ворами или работниками крематория. Границы стёрты. Нет богатых и бедных, умных и тупых, есть только Лёхи, Серёги и козлы, имена которых не хочется запоминать. Мой мир, моё пристанище. Добро пожаловать!

В тот год мы хорошо продвинулись и в конце сезона занимали третье место из пятнадцати. Оставалось всего четыре игры – и шансы на победу, хоть мы и остались без лучшего нападающего. Витёк тогда вообще просто по полю бежал, но какому-то мудаку из команды Госнаркоконтроля не захотелось проигрывать со счётом 4:5 за пару минут до конца второго тайма, поэтому он тупо снёс нашего игрока. У Витька травма оказалась серьёзной: разрыв мениска, по-любому следующие матчи в пролёте. Я не удержался, врезал мудаку. Две серии, как учили в школе бокса, и он уже лежит. Конечно, мне пытались угрожать, но что было в ночной лиге, остаётся в ночной лиге, таковы правила. Иначе я бы уже варежки шил где-нибудь под Воркутой.

И вот самая важная игра. Начало в 23 часа, а до этого мы должны были калымить на даче какого-то чиновника, веселить распаренных после бани гостей русскими народными песнями. По идее, чинуши служат отечеству и делают жизнь простого человека лучше. А посмотришь на их хоромы – сразу ясно, чем они на самом деле заняты и сколько с этого имеют. Чиновник точно был важной шишкой, с нами даже директор поехал, разгуливал по участку и искал, к кому был ещё подлизаться. В девять вечера вроде закончили. Оставалось одну песню доиграть – и на матч.

Вдруг директор говорит: остаёмся, гостям понравилось, продлили нас. Я сразу сказал, что не могу, футбол скоро. Директор моё слово знает, не настаивал, передал чинуше извинения. И виновник торжества сам подошёл, не поверите. Пьяный, толстый, в простыне на белом теле.

– Это кто тут не хочет поиграть для уважаемых людей?

Я встал.

– Я. Не могу подвести товарищей.

Толстяк дышал как паровоз.

– Давай так, Паганини: будешь играть столько, сколько я скажу.

– Вы не много на себя берёте?

– Закрой рот, балалаечник, и в зал. Гости ждут «Калинку».