Альманах - Альманах «Российский колокол» №5-6 2019

В этой деревне уныло,
Словно никто не живёт.
Кто-то тоскует постыло,
Кто-то без удержу пьёт.

Мучают дети собаку,
Землю швыряют в трубу.
Баба стирает рубаху,
Но неизвестно кому.

Редко земель этих житель
В тусклом окошке мелькнёт,
Тонет у школы учитель,
В луже летит самолёт.

Что мне заморские страны,
Пальмы и жёлтый песок…
Тонет учитель. И странно,
Что розовеет восток!

Уткнётся лошадь
Тёплыми губами
В моё плечо,
Огромный глаз
Заполнен облаками,
Рекой ещё,
Отцовским домом,
Лесом, ветром, ранью,
Десятком дач,
Моим лицом, слезами,
Русской далью,
Летящей вскачь.

Говори со мной попроще,
По-простому говори,
Словно птицы в дальней роще,
Задыхаясь от любви.

Словно матушка с младенцем,
Медсестра со стариком.
Говори, как если б с сердцем
Говорила ты тайком.

Мне ведь лишнего не надо,
Пусть по-русски льётся речь,
Словно ручеёк вдоль сада,
Сада райского сиречь.

Вагон не шатко и не валко
Вокзал оставил за спиной.
По насыпи бежит татарка,
Татарка крымская за мной.

Куда несёшься, дева юга,
С фигурой колкой, как джейран.
Да, ты была моей подругой,
А другом был моим стакан.

Мешал я водку с коньяками,
Первач и лёгкое вино.
И спорил с тюркскими богами,
Когда в стакане видел дно.

Не так, как Жилин и Костылин,
Тебя от скуки привечал.
Я был влюблён в тебя, настырен,
Я на руках тебя качал.

Ты мне, конечно, не сестрёнка
И не законная жена.
«Я жду!» – вслед прокричала тонко.
Я знаю, что ты ждать должна.

В Россию катятся составы,
Как слёзы из собачьих глаз.
Прощайте, южные забавы
И девы, любящие нас.

Спустились русскою ватагой,
Гуниб оставив за спиной…
Нас три часа ждал сам Гамзатов,
Орёл с седою головой.

Сев во главе стола, как Будда,
Он очертил незримый круг.
И речь повёл легко и мудро,
Как старый и надёжный друг.

Наполненной коньячной рюмкой
Он нас из круга вызывал.
И я напористо и гулко
Ему свои стихи читал.

Кто б что ни говорил – легенда!
Российского Олимпа бог!
Я так сказал, и это верно,
Как то, что много выпить мог.

За дружбу, за Кавказ, за славу
России, и за тех, кто смел.
И за поэта, что по праву
Здесь во главе стола сидел.

Не чувствую себя отцом семейства,
Мальчишество торчит, как стержень в форме.
Писать и пить – вот русское блаженство,
Чем рассуждать с трибуны о реформе.

Объятья перезрелой истерички
Не вызывают бури, а напротив…
Нас любят юные, я помню их косички…
Помилуй Бог, при чём же здесь Набоков?

Кому они достанутся такие,
Я изваял их в солнечном тумане.
Как ласточки предгрозовой России,
Они щебечут мокрыми губами.

А впрочем, говорю любой: «Свободна!
Лети, покуда слабых крыльев хватит».
Я поддержу дыханьем осторожно
Ту, за которую судьбой другой заплатит.

Последние сожгу дрова
И чайник вскипячу.
Последние скажу слова
И потушу свечу.

Я должен быть один как перст,
Чтоб слышать Божий Глас!
Когда горит огонь сердец —
Не отвлекайте нас.

Последние сожгу дрова,
Дверь за собой запру.
Мы ночью постучались в рай
И разошлись… к утру.

Задела, как бы невзначай,
В потоке мутного вокзала,
Сказала: «Здравствуй и прощай!»
И в междометиях пропала.

Я сразу тот узнал вокзал,
Как пульс на собственном запястье,
И посреди вокзала встал,
Как вкопанный по уши в счастье.

В душе виденье пронеслось:
Сквозь жар и запах сеновала
Сердца захлёбывались врозь,
Луна лучами трепыхала.

Я ничего не говорил,
Ты ничего не говорила,
Я никого не разлюбил,
Ты никого не разлюбила.