Надежда Белякова - Арина Родионовна

– Не узнала? Так это ж я в молодости. Проходи! Отдохни, девонька! Посиди, отдохни, – сказала старушка с керосиновой лампой, освещая жилище. И только теперь Арина увидела, что здесь были и другие люди кроме неё и старушки.

Арина присела на скамью. И с искренним удивлением обнаружила, что в сторожке у старушки несколько других гостей, опередивших её в ожидании помощи старушки-ведуньи в достижении своих мечтаний. Раздалось многозначительное покашливание. Арина смутилась, оглянулась и увидела, что на скамейке у стены напротив сидят ещё двое посетителей, несколько смущаясь друг друга. Они были смущены тем, что их тут видят. Глядя на них, сразу становилось понятно, что каждый из них сам по себе и что она, Арина, не первая. На скамейке в избушке сидел молодой панк с разноцветным ирокезом на голове и гитарой. Рядом на самоструганой скамейке сидела солидная бизнесвумен, с презрением поглядывающая на остальных. Они уже подарили что-то «для памяти» ведунье и, видимо, уже изложили свои пожелания Их памятки-подарки лежали на подоконнике. Горстка перстней с черепами, крупные цепи белого метала – очевидно, от парня с электрогитарой. И рядом красовалась толстая пачка долларов от бизнесвумэн. Арина отстегнула брошь от куртки. И стыдливо положила рядом с уже лежащими памятками. Отдала старушке всё для неё припасенное: и приготовленную еду, и красивое, яркое, достроченное накануне лоскутное покрывало.

– А это вам угощение, бабушка. Бабушка! Пусть Толик мне предложение сделает! Сможете? – с надеждой в голосе спросила Арина.

И старушка, щуря подслеповатые глаза, приветливо ответила ей:

– Конечно, милая! Сделает как миленький! Придёт и сделает тебе предложение!

Да, куда ж он денется?! От такой-то красавицы и рукодельницы! – сказала старушка, расстилая подарок Арины, её новое лоскутное покрывало, состроченное ею перед походом к старушке. Постелила его на широкую скамью, разглаживая его своими сухонькими, но натруженными ручонками. Немного помолчав, глядя на покрывало, вдруг зашептала какое-то заклинание.

Потом вдруг схватила покрывало и, высоко держа его над головой на поднятых руках, словно экран, перед Ариной, сказала старушка ей с хитренькой, но ласковой улыбкой:

– Сама-то Аринушка, глянь, посмотри повнимательнее – быть может, что-то интересное для себя и увидишь.

И вдруг лоскуты на её же покрывале точно ожили. И лоскут с незабудками зашевелился от ветерка, одни цветочки распускались, другие увядали. Лоскут в горошек превратился в слова, а потом в строчки превращался. А потом и вовсе закрутились все лоскутки разом, словно невидимая рука замесила их в общий пёстрый лоскутный хоровод. На одном ярко-зелёном лоскуте проступила надпись: «Made in Italy». А еще через мгновение лоскут этот стал огромным, во всёлоскутное покрывало, но теперь уже прозрачное, словно окно в другой мир.

И увидела Аринушка лето, да не наше это было лето. А в далекой Италии. Словно ожили страницы учебника по географии или глянцевых журналов. Замелькала перед её глазами Италия. Панорама Рима. Мелькали площадь Испании, фонтан Треви, мелькали улочки милые. Итальянские улочки. На одной из улочек Арина увидела, что из здания выходят незнакомые ей люди. Это были теперь уже бывшие муж и жена после развода. Впереди шёл раздражённый Томазо. Полдень. Италия. Это – Томазо Дантеццо, преуспевающий итальянский бизнесмен, итальянец, горожанин – элегантный мужчина, лет под сорок. Он выходил из здания суда.

А следом, за его спиной – тоже взвинченная событием, но теперь уже бывшая, его жена. Настоящая итальянка с орлиным профилем и густыми чёрными волосами. К ней подбежал её любовник с роскошным букетом и успокаивал её. Томазо оглянулся и, видя эту сцену, делает выразительный жест типа: «А! Ну и черт с вами!»

Каждый садится в свою машину. Разъезжаются в разные стороны. Томазо срывает галстук и швыряет его на заднее сиденье. Мчится и выезжает за город, не останавливаясь, срывает обручальное кольцо. И, открыв окно машины, вышвырнул кольцо как можно дальше от себя.

И кольцо резво покатилось вдаль. И катилось оно всё дальше и дальше, подскакивая на неровностях. Оно миновало солнечную летнюю Италию, промелькнули достопримечательности: Ватикан, Собор Петра… Потом кольцо, брошенное Томазо Дантеццо, и дальше проскакало по сугробам, минуя Москву, Красную площадь, промелькнули и многие другие достопримечательности России. Взвивались космические ракеты, на сцене Большого театра «Лебединое озеро» – танец маленьких лебедей, а кольцо всё мчалось и мчалось всё дальше и дальше. Крутилось по трассе, обгоняя фуры, но со звоном налетело на дорожный указатель «Ругачёво». Крутится на месте и отскакивает в сторону. Мелькала панорама провинциального городка под Москвой. Кольцо прикатилось сначала к стройке, а потом закатилось под окно дома, где живёт сама Арина Родионовна. Но тут вдруг услыхала Арина голос старушки:

– Ах, какая ты умелица – так вкусно пахнет! Ну, гости дорогие – присаживайтесь к столу! Арина нынче нас угощает.

И вправду, ароматом пирогов и кулебяки наполнилась вся сторожка.

Арина поняла, что она заснула, присев на скамью, на которой старушка расстелила её подарок – лоскутное покрывало. Она в изумлении потёрла глаза, мысленно перебирая тот ясный, отчётливый, но очень странный сон.

Пирогами Арины и кулебякой с удовольствием и угостились и старушка, и её гости вместе с Ариной, что ведунью очень обрадовало. Потому что понимала, что обратный путь её гостям предстоит нелёгкий. Гости пили чай, а на рассвете, все трое отправились обратно.

А старушке-ведунье ещё предстояла работа. Но её рабочее время – глубокая полночь. Поэтому, проводив гостей, старушка легка спать, набираться сил. Ночь была душной, жаркой. Потому-то окошки старушка распахнула перед сном пошире. И заснула легко и крепко, так что и разгалдевшиеся посреди ночи сороки ничуть её не побеспокоили. Одна из сорок так расхрабрилась, что села на подоконник сторожки. И стала с любопытством рассматривать, что да как в домике старушки. Её, как на грех, привлекла брошь, которую принесла «для памяти» Арина. И блестящие камушки, украшавшие её, так поблескивали в свете полнолуния, что сорока не смогла отказать себе в удовольствии стащить эту памятку Арины.

Не зря же говорят – сорока-воровка. И, ловко подцепив брошь клювом, сорока улетела с брошью, чтобы украсить своё гнездо в ветвях дерева, стоящего рядом с домом старушки.

А спать старушке предстояло до самого позднего вечера следующего дня.

Уж вечерело, когда старушка проснулась. Красный закат окрашивал всё вокруг. Подошла к окну ведунья. И собрала памятки-подарки. То, что броши нет, она этого и не заметила. Чистой водицы попила и отправилась в путь с этими вещами, уложив их на дно большой потрёпанной корзины. Опираясь на клюку, она уходила вглубь леса шаткой старушечьей походкой всё дальше и дальше. Впереди шёл её чёрный кот, глаза которого горели зелёными и жёлтыми огнями, как прожекторы, освещающие ей путь. Вышла на полянку, за которой притаился обрыв. Кряхтя и по-стариковски причитая, она спустилась на дно обрыва. И, оказавшись на самом дне обрыва, немного отдышавшись, вдруг ударила клюкой о землю трижды с силищей бог весть откуда в ней появившейся. И из того самого места, куда она трижды ударила клюкой, начал бить родник. Да так, что обрыв молниеносно заполнился водой. Вскоре здесь образовалось озерцо. Старушка бросила клюку и ловко вспрыгнула на неё, как на плот. И на его узкой поверхности, как на сцене танцпола, в центре которого взметнулась мощная струя воды из родника, старушка как заплясала вокруг этого «фонтана», бьющего разноцветными струями воды. На своей подвластной каждому её движению клюке она отплясывала, разбрасывая памятки-подарки своих недавних гостей. Это были более чем неожиданные в её возрасте танцы-пляски; то это брейк-данс, то старушка ходила вперёд и назад вдоль клюки, лежащей на воде, вокруг фонтана, как топ-модель по подиуму, кокетливо запахивая и распахивая свой потёртый ватник, как роскошное манто.