Сергей Абенов - Добудь Победу, солдат! 1 часть

© Сергей Камалович Абенов, 2020

ISBN 978-5-4498-0610-9 (т. 1)

ISBN 978-5-4498-0611-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Она никогда не верила в Бога. И никогда не молилась. Смешно было бы обращаться с просьбой к тому, кого нет. И если бы ей сказали, что такое может произойти, она бы ответила, что да, может, но только не с ней! Потому что ей уже почти девятнадцать лет, и она боец Красной Армии. Потому что осенью сорок первого, когда гитлеровцы подошли к Москве, ей еще не исполнилось восемнадцать, и ее не взяли в армию. Она дежурила по ночам на крышах и тушила немецкие зажигательные бомбы, и зимой сорок второго пошла работать в госпиталь медсестрой и занималась на курсах радистов. Потом, когда в мае сорок второго ей исполнилось восемнадцать, она писала рапорт за рапортом об отправке на фронт и после каждого дежурства часами просиживала у кабинета начальника госпиталя, пока тот не рассвирепел вконец от ее упрямства и не подписал приказ о переводе ее в полевой лазарет в действующую армию. Это произошло уже в середине лета сорок второго, и этот ее путь на фронт был очень нелегким. Но она преодолела все трудности благодаря упорству своего характер, который достался ей от отца, так она считала, и никакие высшие силы ей не помогали, просто ей всегда везло. Во всем остальном она была самой обычной девушкой и внешность у нее, так она считала, была самой заурядной. Прямые, густые брови и нос прямой, скулы чуть выдаются и губы припухлые. Глаза серые с несколько удлиненным разрезом – хоть что-то от папы, светло русые, густые волосы она коротко остригла еще в самом начале войны.

В полевом госпитале в поселке Красный Буксир на правом берегу Волги она пробыла чуть больше трех месяцев, с июля, и сейчас уже был конец октября, а ей все никак не удавалось попасть в Сталинград. Раненые прибывали в госпиталь почти каждый день, и работать приходилось много и тяжело. Здесь она насмотрелась такого, о чем не смогла бы рассказать человеческим языком. Нет ни в одном языке таких слов, чтобы можно было это описать. Здесь тоже бомбили, и были убитые и раненые но, по фронтовым меркам, это был тыл, а по сталинградским – глубокий тыл. Там, за Волгой, не смокала канонада ни днем, ни ночью, и немцы уже взяли Сталинградский тракторный завод, разделив 62-ю армию надвое, и над городом все время стоял черный дым. Но ей нужно было в Сталинград и почему именно туда и именно сейчас, она, если бы спросили, не смогла бы объяснить. И ей, как всегда, повезло.

Повезло, потому что в этот день понадобилось отвезти в штаб Сталинградского фронта сопроводительные документы на выздоровевших, принять партию раненых и доставить в госпиталь. Да, ей здорово повезло, потому что старший военфельдшер, горластая тетка, которая всем этим занималась, заболела и Ольга, не раздумывая, сама вызвалась на это дело. Вот тут-то, в штабе Сталинградского фронта, ей еще раз улыбнулась удача. Она уже почти закончила все дела, и оставалось только дождаться и получить подписанные начальством документы, а потом принять очередную партию раненых с правого берега, и доставить ее в госпиталь.

Ольга сидела в полутемном коридоре у кабинета начальника медицинской службы, ждала, когда подпишут документы, и лихорадочно думала о том, что надо что-то делать, к кому-то обратиться, от кого-то потребовать, чтобы ее направили туда, в Сталинград. Но она не знала к кому обратиться и от кого требовать, и не знала, что отвечать, если спросят и как объяснить, почему именно ей можно и нужно в Сталинград. Но этот шанс нельзя было упустить, нужно было использовать фактор везения до конца. Она встала, прошла по коридору, здесь было многолюдно – прибывшие с фронта и убывающие туда офицеры, интенданты и прочие штабные работники сновали из кабинета в кабинет или ожидали решения касающихся их вопросов. Пахло табаком и одеколоном, и кожей от офицерских портупей и ремней. Ольга прижалась к стене у какого-то кабинета, потому что её все толкали, как будто одна она была тут лишней, и прислушалась к голосам, доносившимся из открытой двери. Вот тут-то ей и повезло бесповоротно, и подтвердилась поговорка – кто ищет, тот найдет. Потому что один из говоривших просил другого, нет, не просил, он требовал, громко и напористо:

– Дайте мне радиста, мне нужна рация и радист!

– Капитан! То тебе дай корректировщика, теперь вынь и положи радиста! – отвечал раздраженно второй голос. – Да еще и с рацией! Горин! Где я возьму рацию! Ты же знаешь, какая это волокита – писать заявку, утверждать, выбивать.

– Корректировщик у меня есть, – успокоил второго тот, кого назвали Гориным, – хороший корректировщик, опытный, – и опять стал напирать:

– Мне нужен радист! У меня артиллерия без глаз! Вы понимаете, что такое артиллерия без глаз! Я не могу вести огонь наугад! А с телефонной связью невозможно работать, рвется сразу, как начнется артналет. И нет возможности исправить – кабель-то через Волгу! Да вы и сами прекрасно знаете!

Ольга торопливо переступила порог кабинета и, забыв доложить по уставу, стала лихорадочно расстегивать пуговицу на шинели, где в нагрудном кармане лежали документы, в том числе и та самая синяя «корочка» об окончании радио курсов. Проклятая пуговица, пришивая которую позавчера к новой шинели, Ольга подумала – теперь не оторвется до конца войны, эта проклятая пуговица никак не хотела расстегиваться. Тот, которого звали капитан Горин, оглянулся на мгновение, и опять заговорил требовательно:

– Мне радист нужен до зарезу! У меня артиллерия без глаз!

Сидевший за столом пожилой подполковник не ответил ему, опустил очки на нос и оглядел Ольгу медленно, недоуменно с головы до ног.

– Тебе чего, девочка? – спросил он ее.

Тут Ольга разозлилась – какая я вам девочка! – но не дала волю злости, нельзя было испортить удачу, которая сама шла в руки. Она достала документы, пуговица наконец-то расстегнулась и, подавая Горину, который уже обернулся и смотрел на нее с некоторым ехидством, выпалила:

– Я радист! Я все умею! Знаю немецкий!

Она еще хотела добавить, что у нее второй юношеский разряд по легкой атлетике, но что-то ее остановило, это не к месту, подумала она и вдруг поняла, что дело сделано, что никуда этот Горин не денется – у него артиллерия без глаз – и сразу успокоилась. Что значит – артиллерия без глаз – она не знала, но ясно понимала по интонации капитана, что это очень важно, жизненно важно. Горин, листая документы, прочел в полголоса:

– Ольга Максименко… прошла курс обучения… – и задал один только вопрос. Он спросил, внимательно, испытующе глядя ей в глаза: