Валерий Касаткин - Совещание душ

12

На следующий день прямо с утра в кабинет к адвокату Романовой пришёл парламентёр в лице Николаевича. Мужчина скромно присел на краешек стула.

– Екатерина Петровна, знайте, я ни при делах и сам не знал о безобразиях известного субъекта, который уполномочил меня передать вам письмо. Действия господина Романова осудили в трудовом коллективе и очень жёстко высказались в его адрес. И он очень глубоко осознал свой безответственный поступок и теперь очень переживает и не находит себе места, а это очень плохо сказывается на показателях работы. В жизни всякое бывает, но такое сотворить по силам только гениальному влюблённому злодею. Но хочу подчеркнуть, что Павел Иванович был добрейшим человеком, без малейших признаков злодейства. В него по каким-то причинам вселился бес, и сейчас он напился, и я его вынужден был приковать наручниками к батарее, чтобы шеф не улетел на Вишеру бросаться головой в омут с ледяной водой. И я сейчас в очень большом сомнении, выдержит ли его сердце разлуку с любимой женой. Короче, жизнь Павла Ивановича под угрозой, и у работников фирмы всё валится из рук.

Катя в душе улыбнулась такому монологу.

– Вы, Николаевич, хороший дипломат, и мне очень жаль прекрасных тружеников вашего предприятия из-за того, что им достался злодей-руководитель, но, увы, я ничем не могу вам помочь. Хотя передайте мой совет одному субъекту: утонуть в бутылке, чтобы не мучить людей.

– Это, конечно, жестоко, но справедливо, я так и передам.

– Ступайте, Николаевич, и дайте водички вашему заключённому. Возможно, я прочитаю его письмо.

Катя не стала читать письмо на работе, решив это сделать дома в спокойной обстановке. Спустя некоторое время девушка уселась на диване в своей квартире и стала читать объяснительную записку Романова: «Любовь моя, нет мне прощения. Я из-за любви к тебе потерял голову и превратился не знаю в кого, не заметив, как это произошло. Да, я заранее спланировал этот спектакль, но, быть может, под влиянием твоего розыгрыша, что несколько должно смягчить мою вину в твоих глазах, что всё равно не оправдывает меня. Я там, на скале, хотел сыграть одночасовой трагический фарс со счастливым концом. Но потом какая-то сила затянула меня дальше в смертельную игру, и я уже не мог остановиться, превратившись в покойника. На следующий день я осознал, что произошло, какие страдания тебе причинил, но не нашёл выхода из создавшегося положения. Потом я решил воскреснуть в лице дурацкого Аппаратова. Теперь я выход нашёл. Завтра я уезжаю из города и начинаю жизнь с чистого листа, извини, неправильно выразился, поскольку моё преступление перед тобой будет преследовать меня всю мою жизнь, жизнь я начну с нуля и докажу, прежде всего себе, что достоин уважения. Фирму я оставляю тебе. В ней работают хорошие люди, и они тебе доверяют уважают тебя. Моя судьба теперь – вечно страдать от разлуки с тобой. Но я всё равно счастлив, потому что люблю тебя и ради этого буду жить, зная, что есть где-то ты, такая чистая, светлая девушка, которой, увы, я не достоин. У меня есть лишь одна просьба: не увольняй Мишу и не преследуй Беригина, прости Виктора. Они воспринимали весь этот спектакль, как шутку. Они – настоящие друзья. В делах опирайся на Николаевича. Прощай, любовь моя. Чтобы как-то доказать свою честность перед тобой, признаюсь, что письмо писал в нетрезвом состоянии. Не поминай лихом. Люблю тебя, люблю, люблю…»

Катя, прочитав письмо, невольно улыбнулась и подумала: пусть помучается, а там будет видно, что делать дальше.

13

Прошло две недели с момента прочтения Катей Пашиного послания. Романова полностью втянулась в работу на два фронта, быстро освоив тонкости грузоперевозок и логистики. Проживала она по-прежнему в своей квартире, вечерами вспоминая своего исчезнувшего из поля зрения мужа. Коварных планов мести Катя давно уже не строила. Доброе начало, которое основательно сидело в душе девушки, не позволяло ей стать на тропу войны со всё ещё любимым человеком.

Однажды вечером в начале ноября к Кате неожиданно приехали родители Павла. Свекровь, Елена Михайловна, обняла девушку.

– Спаси Пашу, у нас уже не осталось сил смотреть, как он погибает в деревне у аппарата. Его друзья, Вовик и Шурик, и те не выдержали пьянок и образумились, а наш не сдаётся. Катя, вся надежда на тебя. Ты его только выведи из запоя, а потом поступай, как хочешь. Мы в обиде на тебя не будем. Мы уверены: он тебя послушает.

– Он, конечно, заслуживает наказания, но смерти я ему меньше всего желаю, потому что не хочу, чтобы наш ребёнок рос без отца, а поэтому я завтра попробую оттащить «алкаша» от аппарата.

Елена Михайловна, удивлённая этой вестью, радостно воскликнула:

– Катенька, какое это счастье для нас! Неужели мы станем бабушкой и дедушкой?

– В этом не сомневайтесь, вас я осчастливлю. А вот, что делать с вашим сыночком, пока не знаю.

Отец Павла, Иван Николаевич, оживился,

– Он хороший, ты ему помоги лишь вернуться к нормальной жизни.

На следующий день Катя приехала к источнику грёз, поднимающему значимость человека в собственных затуманенных глазах, стирающему из его памяти проблемы, но разрушающему душу и жизнь человека. Аппарат ещё дымился, отравляя воздух запахом дурманящей жидкости под названием самогон. Возле краника никого не было. Девушка с хворостиной в руках заглянула в избушку и в полумраке увидела Павла, лежащего на куче сена возле почерневшей бревенчатой стены. Бородатый, опухший мужчина спал, издавая храп, от которого из избушки разбежались, очевидно, даже мыши и пауки. Катя со всей силы ударила лозовым прутом по ногам человекоподобного существа. Существо село и уставило свои мутные глаза на прекрасное небесное создание. Катя ещё раз замахнулась. Существо промычало:

– Не надо.

– Надо, я обещала твоим родителям привести тебя в чувство.

– Я встаю и сдаюсь тебе в плен, а пленных не бьют. И не смотри на меня, мне стыдно.

– А мне-то как стыдно! Я даже в страшном сне не могла себе представить, что мой муж окажется алкашом, злодеем и дикобразом. Как тебя такого вести в Москву? Теперь надо потратить миллион денег, чтобы тебя привести в божеский вид.

– Достаточно будет сто баксов, – уже веселее промычал Романов.

– Рано радуешься, Вовик Шурикович Аппаратов. Это надо же такую себе кличку придумать! Но тебе больше подошла бы фамилия Самогонкин. И учти, я сейчас стараюсь не для тебя и не для себя, а для твоих родителей. Тебе тридцать минут, чтобы хоть немного привести себя в порядок, и поедем в Москву в больницу на очищение крови. Может быть, заодно прочистят там твои мозги и душу.

Павел попытался улыбнуться.

– Я сейчас быстро, я по-солдатски.

– По дороге со мной не говорить, мне не лыбиться, до Москвы молчать. Понятно?