Алексей Лухминский - Хозяин жизни

Конечно, я знаю ответ на свой вопрос. Тут и обычная логика, и уж очень «громкий» у него мыслительный процесс.

– У меня пропал сын. Уже три дня не даёт о себе знать. Видите ли, в семье привыкли, что Володя всегда нам хотя бы звонит, говорит, где находится и чем занимается. А сейчас… Он просто исчез! Даже телефон выключил. Мы очень беспокоимся, не случилось ли с ним что-нибудь нехорошее. Это мой единственный ребёнок. Парень своенравный, гонористый и по молодости может наломать дров. Бураков, который был здесь, сказал, вы не только пользуетесь гипнозом, но ещё и в состоянии найти человека. По словам полиции, такой опыт у вас уже был.

– Могу, но не всегда, – вру, конечно, но не хочу я сразу бросаться искать его сынка, ведь о том, что натворил этот Володя, не сказано ни слова. Будто и не было такого! Мол, ты его найди, а дальше посмотрим. Да и просьба найти пока не прозвучала.

– Александр Николаевич, я вас очень прошу… помочь нам его найти.

Обращение звучит с каким-то внутренним трудом. Будто проситель что-то в себе преодолевает. Естественно! Он привык не просить, а приказывать и требовать немедленного исполнения.

– Эдуард Павлович, вот скажите, какой мне резон напрягаться для определения места нахождения человека, принесшего нам столько неприятностей? Ведь поиск – это очень серьёзное напряжение сил и способностей. Согласитесь, проще озадачить этим полицию и ждать, когда она, справившись с задачей, даст соответствующую оценку очередному фортелю, выкинутому вашим сыном. Правда, я понимаю, даже если он снова нарушил режим… доступности, ваши адвокаты, как обычно, будут уговаривать судью, погладив мальчика по головке, погрозить ему пальцем, как по сути дела произошло в прошлый и в позапрошлый раз. Так ведь?

– Считаете, я, как отец, не должен защищать своего ребёнка? – в тоне папаши улавливаю раздражение. – Вы же не будете отрицать, что защищаете Серёгина, поскольку он ваш брат.

Надо же, какая обнаруживается позиция у этого человека. Мне он её тоже приписал. Нет, господин хороший, такой подход не годится.

– Буду! Любого своего сотрудника в такой ситуации я бы защищал точно так же! – чётко выговаривая слова и глядя ему в глаза, объясняю я. – Это моя принципиальная позиция! Персоналии здесь совершенно ни при чём. А доктор Серёгин в истории с вашим сыном вообще является пострадавшим.

После сказанного занимаю место в своём кресле. С этим человеком я буду разговаривать, как говорится, через стол.

– Послушайте, я понимаю, сегодня мы с вами являемся противоборствующими сторонами, но сейчас наши интересы совпадают, – нетерпеливо и теперь уже с некоторой досадой произносит гость. – Да, я не хочу вмешивать в это дело полицию и тем более предавать его огласке. Но призываю вас понять: пока Володя неизвестно где, все мы не знаем… какие события последуют дальше.

Гм… Что будет дальше… Ничего хорошего уж точно не будет. Конечно, чуть отдохнув и теперь ползая по мозгам своего сегодняшнего собеседника, многое я уже понял сам, но хочу, чтобы прозвучали конкретные опасения.

– Что вы имеете в виду?

– У Володи в характере есть стремление всё дожимать до конца. Он… упрямый и очень мстительный мальчик. Мы заметили это, ещё когда он учился в гимназии. Призна́юсь вам, нам с ним действительно тяжело, – последнее звучит со сдерживаемым вздохом.

– Думаете, он опять себя как-нибудь проявит? – и непроизвольно усмехаюсь. – Судя по рассказу его же приятелей, у вашего сына богатый послужной список. Да и у нас, как вы знаете, он уже дважды отметился. А из ваших слов я делаю вывод: скрывшись от какого-никакого контроля со стороны родителей, он сейчас строит планы мести доктору Елизову за посягательство на своё исключительное положение.

– Александр Николаевич, я вам скажу совсем откровенно… Я очень боюсь, Володя… совершит реальное преступление.

Значит, всё случившееся до этого, с точки зрения папы, просто невинные шалости.

– В его представлении вы… – отец зачем-то понижает голос, – единственный человек, который ему не только не подчинился, но и, как он считает, посмел наказать.

Задумываюсь. Звучит как угроза или как минимум предупреждение… Хотя обо всём этом мы говорили с Николаем Сергеевичем, да и сам я прикидывал возможные способы такой мести. Только беспокойства, которое всегда сигнализирует о грядущей опасности, как уже про себя отмечал, я сейчас не ощущаю. А вот сильное беспокойство отца мне понятно. Он говорит со мной честно, я это вижу, но пока не принял для себя решение, как реагировать на его просьбу, ведь главного пока не прозвучало.

– Ну хорошо, предположим я его вам найду, а что дальше? – и понимая двусмысленность своих слов, про себя махнув рукой на сказанное собой же накануне вечером у Зорина, сразу вношу ясность: – Я не собираюсь ставить какие-либо условия, просто хочу знать перспективы, тем более, как вы сказали, ваш сын собрался мстить именно мне.

– Мы возьмём ситуацию под контроль. Я лично вам это обещаю.

– Эдуард Павлович, я сомневаюсь в ваших словах, хотя в них нет обмана. Сейчас вы со мной вынужденно честны, – луплю ему в глаза правду-матку. – Ответственно вам заявляю: от вас теперь мало что зависит в воспитании сына. Поздно! Мальчик стал бо́льшенький. Вы давно утратили контроль над процессом, и он теперь развивается по своим законам. Вряд ли вы представляете, как ваш сын себя ведёт там, где бывает. По крайней мере, то, чему я стал свидетелем, у нормального человека ничего, кроме отвращения, вызвать не может. Уверен, ваш Бураков, который, как я понимаю, при нём вроде дядьки-воспитателя, не рассказывает вам про все его… художества.

Мой гость молча смотрит на меня, и я ощущаю целый букет эмоций, переполняющих его. Это досада на то, что относительно молодой человек в данный момент практически его воспитывает, и от этого – старательно скрываемое раздражение необычностью своей роли, а ещё читаю его сомнения в собственной правоте. Нет… Эти сомнения касаются другого. Он ругает себя за позволенную себе откровенность со мной. Голубая кровь!

– Ладно! – решаю я. – Постараюсь вам помочь. Только такие процедуры требуют хорошо отдохнувшего организма, а моё нынешнее состояние далеко от свежести. Но поскольку ближайшие два дня мне придётся отсутствовать в городе, сделаю это сейчас.

– Чем я буду вам обязан? – вопрос, в котором теперь даже слышатся нотки благодарности, задан с энтузиазмом. – Сколько это будет стоить?

Смотрю на него и не знаю, что сказать. Да и нужно ли что-то говорить человеку из мира, где всё построено на получении выгоды?

– Я в состоянии себе позволить, – не могу подавить усмешку, – бесплатные и не оговоренные никакими предварительными условиями действия.