Андрей Кутерницкий - Ведь

– Потому что вы родились для меня. Мне надо было только найти вас. Я нашел.

Она ничего не ответила.

О чем-то думала.

– Пойдемте! – сказала она. – Вам надо согреться. Вы заболеете.

«Она его не любит», – понял я.

В полутьме пустого сада она плыла рядом со мной.

Снег трещал так визгливо, словно мы ступали по осколкам стеклянных бокалов.

Громада колокольни, накреняясь в воздухе, упала позади нас длинной тенью.

От сильного переохлаждения и голода сознание мое мгновениями затуманивалось. И когда Ирина наконец остановилась у двери квартиры и достала из кармана ключи, у меня закружилась голова…

Чем повеяло в мое лицо, губы, ноздри вместе с теплом из этого жилища? Терпким ароматом свежей хвои и медовым запахом акварельных красок.

«Здесь и должно пахнуть хвоей и медом…» – вспомнил я.

Из не видимых мною комнат навстречу нам в коридор вышла хрупкая, очень стройная женщина лет сорока пяти, с точно такими, как у Ирины – яркие белоснежные белки! – карими глазами и с еще более густой, чем у дочери, лавиной волос, собранной на аккуратной ее голове в тяжелый узел.

Женщина была в зеленом вязаном костюме, сильно приталенном, отделанном черным и делавшем ее еще более миниатюрной. Колье из необработанного янтаря охватывало ее высокую и неожиданно по отношению к лицу старую шею. На пальцах обеих рук блестели серебряные кольца.

– Это моя мама, – сказала Ирина. – Ее зовут Елена Васильевна.

«Ее мать и должна быть такой замечательной женщиной…» – подумал я.

Елена Васильевна долго с нескрываемым любопытством разглядывала меня, изучая мои черты, и промолвила удивленно:

– Где вы так страшно замерзли?

– В саду. У собора.

– У Николы Морского?

– Да.

– Зачем же вы не зашли к нам сразу? Я все время была дома. У нас всегда кто-нибудь есть дома.

Она внимательно наблюдала за тем, как я неловко – руки плохо слушались меня, – снимал куртку, вешал куртку на крючок.

Вдруг она коснулась своими легкими пальцами моего лица.

– Вы – совершенный лед! – в ужасе воскликнула она. – Вас надо немедленно отогревать, иначе вы получите воспаление легких. Ириша, надо сделать молодому человеку горячую ванну!

– Не беспокойтесь! – испугался я. – Мне достаточно отогреть пальцы рук. Они у меня были отморожены.

– Тогда – много горячего чаю! С водкой!

Ирина провела меня в ванную комнату.

И сейчас же она ушла. Мы не сказали друг другу ни одного слова.

Вдруг я увидел свое лицо в настенном зеркале над раковиной умывальника. Я никогда прежде не видел у себя такого страшного лица. От холода оно было черно. Глаза болезненно блестели в глубоких темных впадинах, и под ними серели вздувшиеся мешки.

– Ириша, где у нас водка? – слышал я голос Елены Васильевны. – У нас было четверть бутылки водки. Я хорошо помню.

– Мама, у нас давно нет той водки, – отвечала Ирина.

– Тогда что же у нас есть?

– Не знаю.

– Вино есть?

На натянутой над ванной леске сушилось несколько пар женских капроновых чулок и ночная рубашка. На полочках стояли в фигурных флаконах шампуни, эликсиры, из граненого стакана торчали щетиною вверх разноцветные зубные щетки, рядом лежали зубные пасты в бело-синих тюбиках и расчески для волос.

– А как получилось, что молодой человек так страшно замерз? – доносился издали голос Елены Васильевны.

Я вышел из ванной.

Прислоняясь спиной к стене, Ирина молча ждала меня. Она была в клетчатом домашнем платье. И в этом простом платье она показалась мне еще более прекрасной. И очень близкой. Как бы уже моей. Она была похожа на свою мать и в то же время совсем другая – в ней не было миниатюрности, но все было крупное, красивое, женское. И она очень хорошо стояла, прижавшись к стене затылком и ладонями спрятанных за спиною рук.

– Пойдемте в ту комнату! – сказала она. – Там самое теплое место в нашей квартире.

Мы вошли в небольшую комнату, все стены которой были завешены рисунками и акварелями. В углу поблескивала высокая елка, сочно-зеленая, украшенная сверкающими шарами, серебряным дождем и серпантином.

Ирина придвинула кресло к батарее парового отопления.

– Я принесу чай, – сказала она.

– Посидите со мной, – попросил я.

Как бы не услышав моих слов, она быстро вышла – в дверях мелькнуло краем ее платье, и мне почудилось, что я когда-то уже переживал это мгновенье.

Дверной звонок отзвонил домашний пароль – два длинных, два коротких.

– Лень было ключ достать? – отчитала Ирина кого-то.

– Хочу есть! И спать! – был ответ.

«Ее сестра», – понял я.

Потом я вдруг глубоко провалился в сон и моментально из него вынырнул.

И сразу что-то случилось…

Случилось вот что: в комнату, где я сидел, заглянула девочка-подросток. Некоторое время она удивленно и недобро смотрела на меня, а я смотрел на нее.

– Привет! – сказал я.

Она сердито шмыгнула носом и исчезла.

Ирина принесла чай. В моих руках возникла белая пол-литровая пиала с горячим чаем, в котором было, наверное, полстакана крепленого вина.

И опять я остался в одиночестве.

Она не задерживалась рядом со мной, спешила уйти, я это чувствовал; может быть, она стеснялась меня, может быть, слишком неожиданным оказалось для нее все случившееся сегодня и она еще плохо понимала, что происходит с нею или что уже произошло.

Потом возле меня появилась ее мать и долго непрерывно говорила, то чуть замедляя фразы, то убыстряя их, о том, что ей очень хочется настоящего праздника и такой праздник у них скоро будет – Ирочке сделано предложение, и хотя все это еще держится в тайне, она, как хозяйка дома, надеется, что я тоже буду на свадьбе. И она вдруг спросила, как мое имя-отчество.

Потом я увидел, что сплю и никого со мной нет.

На письменном столе горел ночник в виде маяка.

Я растаял. Я растекся, как огромное теплое море. У меня больше ничего не болело. Только пальцы на руках покалывало нежными мелкими иголочками. Они были единственным, что во мне еще принадлежало тому земному миру, где существовали холод и боль. А все остальное стало бесформенным, безбрежным, призрачным.

Я слышал голоса за стеной.

– Тише, ты разбудишь его!

Это был ее голос. Это она обо мне говорила сестре.

– И пусть! Пусть он уходит! Я не хочу, чтобы он оставался!

Девочке не хотелось, чтобы я спал в ее комнате.

– Настя, замолчи!

Я узнал голос Елены Васильевны.

Снова голос Ирины:

– Ты в состоянии понять, что человек замерз? Как можно выгнать его, глядя на ночь, на улицу на мороз!

Голос сестры:

– Тогда пусть он спит в твоей комнате с тобой!

Опять я куда-то провалился… Но удара не последовало, потому что пропасть была бездонна.

«Эту елку они купили сами, или ее кто-то принес им? – размышлял во мне мой двойник. – Я сплю в ее доме, в котором звучит ее голос. Вот что случилось со мной под Новый год! Кому я это говорю?..»