Геннадий Киселев - Последний забег

Рассказ свой он закончил, но у этой истории было продолжение.

Пролежав три дня уже в этом кардиологическом отделении, мы с доктором-терапевтом поняли некоторые хитрости с контрактом на установку и стентирование.

Помог нам разобраться в этом больной, страдающий от болей в большом пальце ноги. Узнав, что рядом с ним лежат два доктора, он предложил нам посмотреть на свой больной палец. Развязав повязку, я как хирург, понял что у него диабетическая ангиопатия с сухой гангреной пальца, и его нужно срочно оперировать.

– Почему же вас до сих пор не оперировали? – спросил я у больного.

– Да говорят, что сердце плохое. Неделю назад поставили два стента в сердце, дочка заплатила 90 тысяч рублей, – пояснил больной.

– Помилуйте, ведь за один стент берут 30 тысяч, почему же с вас взяли больше? И почему вначале не вылечили палец? Что, у вас сердце болело, был инфаркт? – спросил я.

– Да нет, я поступил с сильными болями в пальце, кость уже как сейчас торчала, да и диабет у меня, – ответил больной.

После наших возмущений больного прооперировали на следующий же день.

И как понять действия медиков? Похоже, там все поставлено на поток, да и деньги крутятся немалые.

– Эта грустная история вам что-то напоминает? – спросил доктор-терапевт и закрылся одеялом.

Через некоторое время, высунув голову из-под одеяла, я решил рассказать свою невеселую историю.

– Всю жизнь, – начал я свой рассказ, – дружил со спортом, а последние дни перенес большие нагрузки моральные и физические, но всегда надеялся на свое сердце. Скорее всего это и привело к госпитализации в кардиологическое отделение, но чувствовал я себя абсолютно нормально. Анализы, кардиограмма, коронарография не позволяли усомниться в отсутствии патологии со стороны сердца…

Попал я по «скорой» в другую больницу. Пролежал три дня, и меня должны были выписать.

Вошел в палату лечащий врач и предложил мне пройти стресс с нагрузкой, я, уверенный, что все будет нормально и меня сразу же выпишут, согласился.

С десяти утра хожу по отделению, жду, когда же меня пригласят на этот стресс-код. Но вот уже и обед скоро, а специалиста все нет, а это значит, что придется остаться в больнице еще на сутки, ведь после обеда больных не выписывают.

Так в тревоге и раздумьях расхаживал я по коридору отделения. Встретив мимо пробегавшего куда-то доктора, спросил у него:

– А что же за специалист проводит это обследование – стресс с нагрузкой – и где его найти?

Доктор, указав мне пальцем на дверь, побежал дальше. И куда они все бегут, подумал я и тихонько постучал в указанную мне дверь, не услышав ответа, приоткрыл ее.

Сидевшая за компьютером и печатающая молоденькая девушка в белом халате строго сказала:

– Закройте, пожалуйста, дверь с другой стороны.

– Позвольте, я только хотел спросить, не вы ли проводите стресс с нагрузкой? – уточнил я.

– Закройте дверь, – рявкнула она. И я, смутившись, пролепетал:

– Простите, но я ваш коллега, врач-хирург, и хотел бы узнать, будете ли вы проводить мне стресс с нагрузкой?

– Я вам сказала – закройте дверь с другой стороны! – последовал грубый ответ.

Закрыв дверь, увидел идущую по коридору заведующую терапевтическим отделением.

– Ну что, коллега, уже прошли пробу с нагрузкой? – спросила она. Я объяснил ситуацию и небольшой конфликт с молодым специалистом. Она попросила меня пройти к кабинету, где выполняются пробы с нагрузкой, и подождать там.

Не прошло и двух минут, как я увидел быстро выходящую из кабинета молодую докторшу, словно летящую на крыльях, в развевающемся красивом платье, выглядывающем из-под медицинского халата, в лаковых черных туфельках, оставляющих за собой немыслимую пунктирную линию.

Подойдя к кабинету, она резко бросила:

– Заходите! – и влетела в кабинет свежим ветром.

А ветер, исходящий от нее, скорее напоминал начинающийся морской шторм.

– Вставайте на беговую дорожку! – скомандовала она.

Я встал.

Она обвешала меня проводами, как новогоднюю елку, и сказала:

– Скорость восемь километров в час, побежали.

В неспортивной обуви довольно тяжело бежать, дорожка накатывает на тебя, и надо сориентироваться, чтобы весь свой опорно-двигательный аппарат синхронизировать со скоростью дорожки. Первые две-три минуты меня охватила паника. Неужели не смогу? Цепляясь обувью за ленту бегущей дорожки, кое-как синхронизировал свой бег со скоростью бегущей дорожки. Дыхание вначале восстановить не удавалось. Но я с упорством продолжал бежать, несмотря на совсем небольшую одышку. Доктор не заметила одышки либо не хотела ее замечать. Бегу десять минут, пульс 140 ударов в минуту, давление 180 миллиметров ртутного столба. Вижу эти показания краем глаза на мониторе. Продолжаю бежать. Юная доктор молчит, и я понимаю, что надо продолжать бег. Терплю, знать бы, сколько еще осталось бежать? А сам вспоминаю кроссы по полигону в Алабине, лыжные гонки, и мне становится стыдно за свою слабость. Ведь всегда был первым, бежал впереди всех.

Мои воспоминания прервал резкий голос доктора.

– Закончили, – сказала она, выключив беговую дорожку. Свернула все пленки с записями моего бега и ушла, не сказав ни слова.

Больше ее я никогда не встречал. Через час в палату зашла заведующая кардиологическим отделением, вручила выписку из истории болезни и сказала, что сердце мое пока в порядке, стресс с нагрузкой выполнил удовлетворительно. Вот такая история.

А через час я был выписан и из этой больницы. История повторилась. Попрощавшись с соседом по палате, я через час уже ехал на дачу за рулем автомобиля. Я опять ехал на дачу и мысленно прокручивал в памяти очередную историю, случившуюся со мной и соседом-диабетиком, представляя на моем месте обычного гражданина. Вот его бы уж точно, как говорят, залечили бы. Хорошо, что в палате на больничной койке рядом с ним оказались два доктора. Я задумчиво ехал в потоке машин, думая о том, что, не окажись мы там вовремя, плохо бы ему пришлось.

Мастер золотые руки, Василий Иванович, варивший художественные швы любой сваркой, однажды варил крыло «Жигулей» Ивану Петровичу, работнику министерства. Иван Петрович, посмотрев на сваренное крыло, после окончания работы сказал:

– Василий Иванович! Много я поездил по белу свету, работал в посольствах СССР и разных стран мира, но такой великолепной работы не видел. Видел ювелирную работу армян в странах Востока, в Китае и в просвещенной Европе, но чтобы такое исполнение… такое чудо увидел впервые. Такой работы нигде не встречал. Вам бы, дорогой, за границей свой опыт передавать, особенно в странах развивающихся. Чтобы они посмотрели, какие у нас мастера есть.