Г. Флейшер - Очерки о пережитом

Ну тут началось! Лучше об этом не вспоминать. Сауна не только с бассейном, но и с таким столом, какой он видел только на губернаторских приемах. Экскурсии в заказники с охотой на горных зверей, в винные подвалы и другое. Днем же проходило интенсивное восстановительное лечение. Подруги, понимая, что уже не контролируют процесс лечения, отступились. Так и прошла последняя неделя. В какой-то мере она адаптировала Николая на возвращение домой.

Отдых явно пошел ему на пользу. Он похорошел, все болезни прошли и не напоминали о себе. Чувствовал себя прекрасно. Накупив подарков жене и сыну, отправился домой. И снова в купе оказался с теми же дамами. Они тоже похорошели, прилично отдохнувшими и оздоровившимися возвращались домой.

Когда в поезде накрыли прощальный банкетный стол, подруги стали интересоваться у Коли, что это вдруг они попал под такую опеку главного врача. На что он ответил: «Так я тоже главный врач. Я просто вам сразу не сказал этого, и поэтому мы неплохо отдохнули. О медицине я не вспоминал, рабочие проблемы не волновали, думаю, что и вы довольны.»

За столом разразился дружный смех. А Мария не унималась: «Я же вам говорила, что не похож он на агронома. Как в фильме „Место встречи изменить нельзя“ герой не похож был на пианиста, руки не те. А вы агроном, агроном. В людях надо разбираться».

– А что, Маша, с врачом было бы по-другому?

– А кто теперь знает. Может, профессиональную любовь закрутили бы, я всю жизнь мечтала полюбить главного врача, да еще такого молодого и симпатичного. Так нет, сорвалось.

– Ну ничего, Маша, у тебя еще все впереди.

Когда Николай вернулся домой, все обратили внимание, как оно посвежел и похорошел. Даже жена и та не удержалась.

– А ты не хотел ехать один. Вот видишь, как хорошо получилось

– А вдвоем было бы лучше. Это все оттого, что главный врач санатория много курировал отдых. Особое отношение есть особое отношение.

В душе он понимал, что лучше отдыхал, когда был агрономом.

Старые добрые семидесятые годы. Совещание в одном из районных управлений сельского хозяйства. Идет разбор результатов работы, время к концу совещания, все устали. Я всегда понимал, что наш нард красноречив, а русский язык очень богат на удачные выражения.

В напряженной атмосфере зала повисает вопрос начальника управления, обращенный к специалисту, ответственному за отрасль пчеловодства. К слову сказать, этому ответственному было уже под семьдесят, и за многие годы своей нелегкой службы он научился терпеливо сносить критику руководства и находить объяснения любым ситуациям.

Иван Сергеевич! Что это у нас в районе производство меда уж очень низкое? Даже стыдно по сравнению с соседями. Ну-ка объясни всем нам, в чем причина?

Иван Федорович! Иван Федорович, – вкрадчивым тихим голосом отвечал небольшого роста мужичок, – но Вы же знаете – больно липкий у нас мед, ну уж больно липкий. В конце ответа зал грохнул ядреным народным смехом, поняв тонкий, но точно поставленный юмор отвечавшего.

На этой мажорной ноте и пришлось закончить совещание. С той поры с чьей-то легкой руки пошло гулять не только по району, но и по области выражение: «Уж больно липкий у нас мед оказался». И этим все и сказано!

Эту романтическую историю знали многие, но то, что она откроется с неожиданной стороны, никто не предполагал, несмотря на строгости морального кодекса строителя коммунизма, царствовавшего на протяжении многих лет, ничто человеческое было не чуждо даже сотрудникам партийных органов. Несмотря на таинственность романа инструктора райкома миловидной дамы средних лет, отдавшей свою молодость служению делу партии и не успевшей создать свою семью и председателя колхоза бравого, энергичного Григория Васильевича, который, не взирая на наличие домашнего очага, любивший Людмилу Павловну, многие из добропорядочных партийцев знали об этом. Особых острот и «сальных» шуток по этому поводу никто не допускал, т.е. все знали позицию первого секретаря, который терпеливо относился к происходившему, ибо больше всего в жизни ценил гармонию и равновесие в отношениях. Сам он был примерным семьянином, но разборок на эти темы не устраивал до той поры пока чувства людей не выходили за край общечеловеческих взглядов и носили характер вполне пристойных. Конечно наглецов по этой части он не жалел, но эту пару терпеливо сносил, понимая чистоту их чувств и в чем-то безысходность ситуации.

Но жизнь создает трудности и для гармоничной идиллии, от испытаний даже истинные чувства не застрахованы.

И вот однажды, на заседании райкома слушался вопрос о стельности поголовья коров в районных хозяйствах. Кураторы из числа работников райкома отчитывались о процентах стельности коров в своих подшефных хозяйствах. Дошла очередь и до Людмилы Павловны – инструктора сельхозотдела райкома. Не успела она открыть рот, дабы доложить сложившуюся ситуацию, как в тишине кабинета первого раздался его мягкий, но четкий голос:

– Что это у Вас, Людмила Павловна, с Григорием Васильевичем получается в плане случек. Что это Вы не уделяете этому должного внимания. Вот Вам и низкий процент стельности в вашем хозяйстве. Как хотите, это понимайте, но надлежит лично выехать в колхоз и убедиться в чем причина – в быках, в условиях какие там созданы для случек или в организации этого вопроса. И повторяю разберитесь лично в чем суть и доложите, что Вам удалось переломить ситуацию.

Когда он это говорил, казалось, что внутренний жар разжигал тело Людмилы Павловны, а у остальных, сидевших в кабинете, щеки покрылись краснотой, а на лбу выступил пот. Всем показалось, что первый поднял инструкторшу не случайно и дошло дело до ее амурных отношений.

Лицо первого продолжало быть серьезным, а Людмила Павловна, отодвинув свой стул, стремглав выскочила из кабинета. Пока продолжалась пауза все услышали, как из приемной раздался голос виновницы вопроса:

– Григорий Васильевич! Мне тут на заседании Райкома здорово досталось из-за ваших случек. Не знаю или быки у Вас плохие, или зоотехники никудышные, или ассимиляторы не работают, но я немедленно выезжаю к Вам, решать вопрос так не годиться. Так мы все надои погубим. Ждите меня на летнем лагере. Я лично хочу во всем разобраться.

Было слышно, как туфельки инструкторши барабанной дробью застучали по ступенькам и только тут сидевшие в кабинете заулыбались, переглядываясь друг на друга. Первый, понимая реакцию аудитории, быстро продолжил дискуссию, переведя ее на серьезный лад.

А в это время Григорий Васильевич, выслушав монолог инструктора райкома, положив телефонную трубку, с недоуменным лицом оставался стоять в своем кабинете.