Олег Минкевич - По совету Бабеляна. Сборник юмористических произведений

Кирпичиков что-то промычал.

– Конечно, – продолжил будильник, – супруга моя дама образованная – сами понимаете, в каком месте работает, и я на её фоне выглядел того… не очень. Ведь у вас дома, Антон Семёнович, кроме календаря, и почитать-то было нечего, поэтому в грамматике и прочих науках я был будильником несведущим. Но мои часики за меня взялись, и я во многом поднаторел, поднабрался ума. Начал читать Овидия, Шекспира, Гомера… Сейчас, бывает, и сам стишки пописываю. Вот послушайте, вчера набросал… О время, время, время, куда же ты идёшь? Куда стремишься, время, куда… куда ты едешь? – вдруг рассерженно закричал будильник, узрев нарушителя правил дорожного движения. – Знаков не видишь? Кто им права выдаёт? Я не знаю! – говорил будильник, с каждым словом возвышая голос. – Сейчас, Антон Семёнович, обман и головотяпство проникли во все инстанции. Надёжности нет никакой. Люди забывают о порядке и ответственности. Мне, бывает, и за руль страшно садиться, и в магазин идти, так как я не знаю, какой подвох меня подстерегает. Я уже не говорю о выборах и ипотеке, но когда в колбасе нет мяса, я плюю на либерализм! Слышите меня? Плюю! И всеми стрелками голосую за радикальные меры авторитарной власти. Только в такой системе может существовать истинный порядок. Антон Семёнович, вы согласны со мной?

Кирпичиков мыкнул и нерешительно кивнул.

– Антон Семёнович, – смягчившись, произнёс будильник, – вы не возражаете, если мы на минутку остановимся? Нужно подобрать одного моего знакомого. Не волнуйтесь, это по дороге.

Кирпичиков издал приглушённый звук согласия; он стремительно белел. Через минуту будильник остановил такси возле стройплощадки. Вскоре из ворот, держа авоську с подсолнечным маслом, вышел красный пластмассовый будильник с кривоватыми ножками. Ничего не говоря, он уселся на заднее сиденье и грустно сдвинул стрелки.

– Мой друг по несчастью, – сказал бывший будильник Кирпичикова, указав на нового пассажира. – Не удивляйтесь, что он безмолвствует. У него сломалась подсветка – и его выкинули в мусорную корзину. С тех пор он дал себе слово никогда не говорить в присутствии человека. Как и я, поскитался по свету, устроился на стройку в сторожку. Денег, говорит, платят немного, но есть время, чтобы поразмыслить о бытийности и выносливости будильников в этом сложном, суровом мире… А это мой бывший хозяин, – он обратился к красному будильнику, который, услышав эти слова, бросил на Кирпичикова гневный взор. – Да, тот самый. Представляешь, свела судьба. Но я его простил. Прощение, друг мой, облегчает.

Водитель нажал на газ – машина тронулась. А Кирпичиков осторожно посмотрел на красный будильник. Тот демонстративно отвернулся, предварительно издав короткий презрительный звонок.

Дорога казалась Кирпичикову долгой, долгой, долгой… Его бывший будильник говорил об иезуитах и птенцах казуара, о сегрегации и североамериканских мотыльках, о победитовых свёрлах и до-минорной симфонии Бетховена. Когда Кирпичиков наконец вышел из такси, будильник-водитель, опустив стекло, с ним тепло простился и сказал, что теперь каждый день будет его подвозить.

Антон Семёнович после долго стоял возле своей квартиры, пытаясь попасть ключом в скважину дверного замка.

Я знаю, знаю, что кажется вам странным. Как красный будильник, будучи бессловесным пред людьми, устроился работать на стройку? Очень просто. В этом ему помогла старая испорченная кофемолка, привыкшая болтать без умолку.

Был расчудесный денёк. Пенсионерка Василиса Ивановна Сахаркова стояла у домашней плиты и, лучась лицом, варила клубничное варенье. Она неспешно помешивала густое варево большой деревянной ложкой, вязнувшей в сладком ягодном «омуте». Варенье благоухало и побулькивало, притягивая беспокойных ос, кружившихся над кипящей кастрюлькой.

Василий Петрович Сахарков, любезный супруг Василисы Ивановны, сидел за столом и читал политическую газету. Периодически отмахиваясь от назойливых насекомых, он недовольно покачивал головою и вздыхал.

– Василисушка, ты послушай, что они пишут, – сказал Василий Петрович, встряхнув газету. Он кашлянул, поправил на носу очки и начал читать: – «Конфликт на таможне. Никто и не предполагал, что три ящика с авокадо станут причиной раздора между государствами. Однако это случилось. На прошлой неделе ирландские таможенники задержали крупную партию эквадорских апельсинов, поставленных из английского Бристоля. Осматривая товар, бдительные работники таможни обнаружили среди апельсинов три ящика с авокадо. Конфликт мог и не случиться, не будь в ящиках с авокадо четырёх скорпионов. Руководство страны было тут же информировано. На совещании руководящие чины пришли к выводу, что политические деятели Эквадора вступили в тайное соглашение с правительством Великобритании, стремящимся подчинить себе ирландский народ и его территории. Как сообщает ирландский источник, власти Ирландии разрывают дипломатические отношения с Эквадором и отказываются от его апельсинов. Госдеп США выразил сомнение относительно поставки эквадорских апельсинов из Бристоля; по мнению американских политиков, документы на поставку груза были сфальсифицированы. Эквадорские апельсины прибыли в Ирландию не из Бристоля, как это значится в декларации, а из Хабаровска, что говорит об участии в деле четвёртой стороны. Официальный представитель МИДа Российской Федерации в свою очередь заявляет, что так называемые „эквадорские апельсины“ на самом деле не имеют никакого отношения к Эквадору, так как выращены на калифорнийской вилле вице-президента Соединённых Штатов…»

– Ты посмотри, что творится, – оторвавшись от газеты, сказал Василий Петрович. – Апельсины, авокады … Пишут много, умно, а про ярославскую морковь ни слова… А она ведь тоже политику может делать, и шибче всяких апельсинов.

– Да, Васюша, да… – вымолвила Василиса Ивановна, помешивая варенье. Она поддержала мужа, хотя в данную минуту была очень далеко от мировых политических коллизий. Услышав об апельсинах, Василиса Ивановна унеслась во времена своей юности: она вспомнила, как когда-то пообещала себе посадить перед дворцом пионеров апельсиновое дерево, но так этого и не сделала.

Ностальгия одолела Василису Ивановну; её сердце сжалось, на глазах появились слёзы, руки задрожали. Она посмотрела на них: ослабшие, высохшие, морщинистые… «Эх… – вздохнула про себя Василиса Ивановна. – Старость, старость…» В груди кольнуло, и почудилось усталой пенсионерке, что близок её конец, отжила своё… Вот-вот, думала она, явится крылатая тень и метким ударом косы оборвёт старческие вздохи.

Да, с собственной мыслью спорить бесполезно. Ежели она пришла в голову, пусть осмотрится, авось сама уйдёт. Но в случае Василисы Ивановны на авось надежды не было – мысль о скорой личной кончине хорошо закрепилась в её голове. Предупредив старика, что отходит , она доварила варенье, улеглась на кровать и стала постанывать.