Андрей Варвар - Симфония слов

© Андрей Варвар, 2018

ISBN 978-5-4496-0135-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мир – это музыка, к которой надо найти слова!

Любое искусство стремится к тому, чтобы стать музыкой.

Без музыки жизнь была бы ошибкой.

Посвящается летнему дню, когда я впервые услышал «Адажио» Альбинони.

Литература – это симфония, записанная с помощью нот, нарядившихся в слова. Музыка – это слова, превратившиеся в звуки. Живопись – это сочетание звуков и слов, увековеченных в цвете.

«Симфония слов» – это не сборник миниатюр, эссе, рассказов, пьес и стихотворений; это увлекательнейшая постмодернистская игра в бисер, цель которой – деконструкция, поиск некой первоосновы, объединяющей различные направления искусства в целостный, взаимосвязанный и богатый смыслами мир как текст.

В первой строке Евангелия от Иоанна утверждается: «В начале было Слово…»

Да простит мне читатель попытку интерпретации сакрального, но «Слово» в этом контексте для меня всегда являлось понятием совершенно невыразимым в силу скованности языка. Однако оно скрывало за собой универсальность всего когда-либо существовавшего. «Слово» представляется мне потрясающим синтезом, на первый взгляд, разнородного, разобщённого, но всё же чудесно переплетающегося между собой в безбрежном семантическом океане.

Что общего между «Полётом Валькирий» и картиной «Герника», между миниатюрой «Грёзы любви», одноимённым шедевром классической музыки и философской картиной «Влюблённые» Рене Магритта? Безусловно, читатель, усвоивший правила игры в бисер, – чтение произведения под музыкальный аккомпанемент, внимательное ознакомление с картиной и вдумчивое, неторопливое постижение смысла текста – отыщет связующую нить, нивелирующую разницу между залихватским мазком, высокой нотой и метким выражением. И тогда для игрока в бисер откроется сокрытое, невыразимо торжественное, даже, не побоюсь этого слова, божественное единство искусства.

Если верить французскому философу Ролану Барту, то написанное и создатель не имеют отношения друг к другу, поэтому читателю суждено засвидетельствовать «Смерть автора», которая, однако, ознаменует рождение моей книги.

Произведение всегда написано вами, читателями, здесь и сейчас; оно принимает новый облик при каждом прочтении.

Итак, отыскивайте алмазы новых смыслов, беспокойте пчелиные ульи жалящих идей, вышивайте цветным бисером картины, вобравшие в себя синтез музыки, слова и живописи!

«Сын человеческий», Рене Магритт

Заглянув в себя, я погряз в пустоте:

Жизнь предпочёл я крылатой мечте,

Как люди смотрел, говорил и дышал,

И пуст оказался души моей шар.

Слившись со всеми в единую массу,

Примерил и я радости маску:

Рутина, спокойствие, устроенный быт…

И тут же погиб во мне жизни пиит.

Ни мыслей, ни слов, что режут осколком,

Ни песен, ни книг, снимаемых с полки,

Ни строк, ни сентенций пленительно колких.

Вся моя жизнь есть отсутствие толка!

Спасаясь от жизни, что походит на смерть,

Я во сны убегал, покидая ту твердь,

Где бурлила бессмысленности каша.

Мир вне сна. Как же он страшен!

По улице шёл человек, или улица – по человеку?

А был ли вообще тот человек человеком?

И что значит быть человеком?

Быть, как все, в потребительском классе?

За гроши прозябать, стоя у кассы?

Чтить закон и порядок, устроенный кастой?

Мчаться за погоняемой паствой?

Я во сне отвечал на вопрос всех вопросов,

Пока остальные – на вопросы опросов.

Быть человеком – быть тем, с кого спросят,

А не тем, кто живет слишком уж просто.

Быть человеком – значит творить.

Ведь если не так, зачем тогда жить?

Быть человеком – побеждать пустоту,

Что настигает нас поутру.

Проснувшись, взглянув на сей яд,

Человек видит в пороке себя.

По улице шёл человек, или улица – по человеку?

А был ли вообще тот человек человеком?

И что значит быть человеком?

Быть, как все, носителем власти?

Рабом безудержной денежной страсти?

Уберегать себя от всякой напасти?

Не попадаться в смертельные пасти?

Нет! Таким человеком быть невозможно,

Идеалы мирские пропитаны ложью.

Я иду по пути, что кажется сложным,

Но только он и есть путь Божий.

«На пороге вечности», Винсент ван Гог

Загнанное

животное, в агонии бьющееся об стену, по ту сторону которой распласталось спящее счастье;

страдающее

от самого себя, от собственных страхов и мыслей, льющихся бурлящими потоками крови илотов, умерщвляемых спартанской молодёжью во время криптий;

съедаемое

болью, мечущееся в ночной темноте существо, постоянно кочующее, как еврейский народ в поисках Земли Обетованной, – таким показался мне один несчастный, мучимый продолжительной бессонницей.

Он

просил

совета у каждого, кто проходил мимо его дома, но даже советы, будто издеваясь над несчастным, слишком рано отходили ко сну, не успев доковылять до уха вопрошающего.

Он

читал

скучающие на страницах буквы, нудно свисающие своими педантичными узорами, но даже они предательски казались интересными и ничуть не помогали глазам умиротворённо закрыться.

Он

играл

в театре, представляя себя феодалом, уснувшим после роскошного празднества в своём неприступном замке, но и там не было ему покоя: феодализм ушёл в прошлое, уступив место капитализму, – необходимо не только вовремя умереть, но и вовремя заглянуть в царство Морфея.