Александр Интелл - По лагерям

Примерно вот что скажут: «Ты, Иосиф, знатно тыришь. Мне б твою науку, да на бумагу. Жаль, Иосиф, не ты, не я писать не умеем. Все бы в подробностях письмом изрекли. А со слов не сподобливо. Забуду, мелочей не учту. Но тыришь ты знатно, Иосиф».

А кто ее, руду, считает? Навалом, и не кончится. А изведем, заторгуем тем, что добыли. Несгораемый оборот, говорят в Лагере.

Больше других трещат стражники. Оттого, что устают меньше, а скука пробирает чаще. Задача тут другая – не время подгадать, а ключик к таким людям подобрать. Разузнать, что интересует, отчего забота на душе. Если сделать верно, развлекут тебя на добрые пару часов. Нагородят без умолку, не взирая на время суток и погоду. Рты у стражи, едва отворились, ставнями дубовыми не задвинуть.

Я направился в сторону торга, по дороге встречались сонные обитатели, слева курили, справа жаловались друг другу. У торга жарили на вертеле кухольня.

Болтает в лагерях безобидно не каждый. Бывает, сочинят. Закладут, будь здоров! Наволокут столько вранья и хвастанья, потом неделю не подойдешь – противно. Про таких говорят – припистошивает.

Припистошивателей достаточно, но все ж не руда. В Лагере Бродяг таких меньше. Зато больше шансов угодить в лапы настоящего мошенника, который наврет, только бы выгоду получить. Мошенники разные бывают. Кто обманет на пару наггетов, кто в проблемы затейные втравит – не отделаешься.

У торга собирались со всех лагерей, предлагали свои товары, обменивались опытом, да чего скрывать – выпивали часто, а рядом еще кто на гитаре поигрывает, перебор душевный затянет. Загляденье!

Я общался с торгашами, приценивался к свиткам, щупал клинки, даже штаны рудокопа захотел примерить, но передумал в последний момент. Зачем?

Разговорился с парнем, который продавал болотную траву. Парень курил, и меня приманивал. Не удержался, купил кулечек на вечер. Приятный малый.

С Лагерем у Болота проще: припистошивателей меньше, а мошенники – не мошенники вовсе. Толи врать навыка не имеют, толи философия какая. Проще бы сказать, что курят много – вот и отучились. Не правда. Члены Лагеря у Болота на деле не лихие травакуры, как про них плетут. Больше курят любители, из других лагерей. Всенародное заблуждение.

– Ты ведь знаешь старейшину? – поинтересовался малый, что продал кулечек. Его звали Мелл.

– А то!

– Можешь передать отчет по продаже, а то я немного провинился перед своим ментором, если до старейшины дошла такая весть, лучше на глаза не попадаться.

– Передать можно, – я замер, вопрошая.

– Десять наггетов.

– Идет.

Во всех лагерях обожают отлынивать. Любое мало-мальское дело, случается, отдают на выполнение постороннему. Снизят выгоду себе порядком, отдав за поручение не лишнюю горсть наггетов, совсем сдуру – свитками, эликсирами ценными прельстят. Сделают больше, чем сама награда за поручение, лишь бы не работать.

Я рассматривал товары, а краем уха уже слышал – близились напевы:

…

Эх, радуга ты, радуга.

Веселишь меня!

Эх, радуга ты, радуга.

Жаль, что не моя!

Как жаль, что ты соседская,

Как жаль, что Коли Загорецкого!

…

Бард делал обход. Рано он сегодня! Я внимательнее стал слушать:

…

Ему из хижины видна,

А мне – из замка только фигу разглядеть.

Кого винить, кого мне ненавидеть?…

Остаётся лишь от наггетов балдеть!

Эх, радуга ты, радуга.

Веселишь меня!

Эх, радуга ты, радуга.

Жаль, что не моя!

Пойду я по наклонной,

Осушу я кубок свой бездонный.

А чтобы слезы начисто отсечь,

Придется в небо больше не смотреть.

Эх, радуга ты, радуга.

Веселишь меня!

Эх, радуга ты, радуга.

Жаль, что не моя!

…

Бард часто и шумно разгуливал по Лагерю, отношение к нему держалось неоднозначное. Частенько наскучивал, раздражал, прерывал тихие разговоры, порой вносил разлад в неторопливые думы.

Но бывало, слушали в радость. Простенькое, ненавязчиво рассказанное, приходилось по сердцу народу.

Потому гнать, не гнать, вопрос не подымался.

…

Полный день скитался на природе –

Каждый уголочек прошерстил!

Не нашел я Грозный Меч,

Вернулся, кажется, с другим.

…

Бард близился к торгу, другие стали привычно глазеть. Чего напоет? Али изречет?

Была занятная особенность. Словоплет надевал высокий черный котелок на голову, из тканей, каких не было нигде. Откуда взял – не говорил. Так и оставили с котелком, ничего не предложили. А он радостный.

…

Мой корабль поднялся́ над водной гладью, запарил под небеса.

Выбираясь из стальных объятий

Я изрек создателям – пока!

…

Часто пел о странствиях, землях неведомых, все о каких-то мирах да морях. Мы ему – пой проще, вокруг что видишь, то и пой. А он все о морях да о мирах.

…

Непонятными стали враги,

Мир глядит неприветливо.

Я не устану с дороги – с тоски

Я разучился уставать, я продолжу! Немедленно!

Дайте время – дойду до финала доски!

Не пугай меня мир непонятный,

Я давно уже пуганный, давно уже свой.

Пришел к тебе, я – гость безоглядный,

Соловьем заливаюсь, мчусь я, грозой.

Я не выучил слов таких, правильных.

Чтоб тебе поугоднее,

Чтоб тебе по чутью.

Я дойду до конца – не маленький.

Пройду этот мир, я тебя победю!

…

Из толпы доносилось: «Во лапочет, во заливает!», «Что за хриндилюнина, Бард?», «Веселова штоле нет?»

– Я сейчас! Гармошка моя остывает!

– Мы те ща наденем на голову! Гармошку твою!

Торг дружно заржал. Кажется, ржали навесы и товары, земля под ногами тряслась.

Бард, понятно дело, обиделся, ушел восвояси. Я не дразнил, но и против коллектива идти – не правильно.

После песнопений Барда, я решил ободриться и направился к местному повару ухватить ежедневную порцию стряпни. День только начинался.

Готовку почуял за версту. Жителей Лагеря ждал забористый супец из дикой марошки и плодов кулябиня.

Бульон традиционно из мяса бурдука. А что, ходовая пища, охотники частенько приносят.

Повар готовил супы. Все, он считал, были разными. На деле же напоминали один о другом.

Но это не важно. После стряпни я чувствовал прилив сил, до полудня он не иссекал.

Олли, местный повар, готовил для людей попроще. Твердо, будто на поле брани, стоял на раздаче у котелка, ожидая наплыва голодных fellas.

Поварской фартук, когда-то белый, выносил многие подробности готовки. На голову Олли надевал синюю фуражку, и я не мог взять в толк, почему именно синюю. Но спрашивать стеснялся. Обиделся повар – не видать супов, прибавку силы до конца полудня.