Лера Тихонова - Мужчины и дирижабли

Недавно я прочитала об одной женщине с четырьмя ногами. Она родилась во Франции в XX веке. У неё были две большие ноги по бокам и две маленькие посередине. Но, что самое удивительное, она совершенно не страдала от комплекса неполноценности. Зарабатывала в цирке кучу денег, была обласкана публикой и составила прекрасную партию симпатичному мужчине. Конечно, чем больше у невесты ног, тем меньше претензий к жениху, но ведь и муж ей попался отличный, не придерёшься – умный, богатый и красивый. Они родили четверых детей – по двое из каждой вагины – и прожили душа в душу до глубокой старости.

У меня, например, ног и вагин стандартное количество, но тем не менее я всю жизнь терзалась из-за собственного несовершенства. Мама твердила с детства, что всё у меня хорошо, вот только глазки маловаты, нос длинноват, язык как помело, а руки и вовсе из одного места. В итоге к пубертату я чувствовала себя артисткой цирка уродов и часами смотрелась в зеркало в мучительном поиске следов красоты. И даже спустя десятилетие, получив предложение выйти замуж, вместо «да» спросила жениха: «Ничего, что у меня руки из одного места?» Мама в ответ на новость лишь поинтересовалась, знает ли несчастный, что у невесты сороковой размер ноги. Но несчастный не растерялся и сказал: «Зато лыжи зимой покупать не придётся». Да и летом с сороковым можно легко пройти по болоту, тогда как все конкурентки утонут. Это меня немножко утешило, и я вышла замуж.

Мы прожили с мужем шесть лет. У нас родился чудесный мальчик. Однако счастливой жизни не получилось. Может, мои маленькие глазки и длинноватый нос сыграли роковую роль. Может, вооружившись борщами и котлетами, я пошла к сердцу мужа слишком банальным путём, но заблудилась в пищеводе и вышла совсем с другой стороны. А может, виной послужил мой вздорный, плаксивый характер, при проявлениях которого мама всегда говорила: «Ничего-ничего, побольше поплачешь – поменьше пописаешь!» И, кстати, да – писала я последние пару лет перед разводом совсем мало. Спустя годы я поняла, что причиной нашего расставания был сон неведения, в который мы с мужем были оба погружены, – состояние, когда нескончаемо и громко звонит будильник, а человек, вместо того чтобы проснуться, ищет в своём дурном сне виноватого.

Мы разбежались. Наш маленький сын сильно переживал. Я пустилась во все тяжкие, перебирая мужчин. Мне понадобилось целых пять лет, чтобы понять две простые истины: за кого замуж ни выходи, сама с собой в браке и окажешься. И – если себя по-настоящему не любишь и не ценишь, то и всякая рожа рядом будет противна. Мама, кстати, к тому моменту приняла православие, раскаялась в грехах и однажды призналась, что в юности, когда она надевала любимые рваные джинсы, бабушка всегда плакала и говорила: «Ой, ну куда ж ты такая убогая пойдёшь? Что ж ты меня позоришь перед людьми?!» Короче, мама теперь ходит в храм и пытается полюбить себя через симпатичного Христа.

Пять лет моих скитаний по мужчинам и странам не были похожи на благородный восьмеричный путь. Я никак не могла проснуться и хорошенько помесила грязь по бездорожью в поисках счастья. Меняла профессии и города, ввязывалась в авантюры, попадала в дурацкие любовные истории. Постепенно я научилась терпеть. И прощать (прощала, если честно, всё, кроме выражений «кушать мяско» и «чмоки-чмоки»). Но мужчину, того самого, единственного, так и не нашла. И лишь на шестом году «холостой» жизни, когда я смиренно приняла факт, что быть мне до конца жизни одной, вдруг встретила Его. И себя заодно.

Мы вместе уже три года. Яды ума иногда отравляют моё семейное счастье, особенно когда муж в сотый раз удивляется: «А разве ты это говорила?! Я не слышал!» Или, задумчиво почёсывая щетину, вопрошает, не видела ли я его второй носок. Когда носки переполняют чашу моего терпения, я закатываю скандалы со слезами. Случается это обычно в полнолуние, когда у женщин, как и у мировых океанов, происходит отлив, и слёзы в данном случае – обычное природное явление.

Увы, шансов пройти путь бодхисаттвы и окончательно пробудиться у меня нет. Но я рада, что к тридцати восьми годам хотя бы приоткрыла один глаз, из щёлочки которого смотрю на небо. И вижу там, за плывущими тучами, свет. Вечно сияющии свет.

– Можешь меня убить, – с надрывом сказал мой Роковой мужчина, – но я возвращаюсь в семью!

– Ну и пожалуйста! – я отложила сковородку в сторону. – Тефаль ещё об тебя марать!

За полгода нашей «любви» я привыкла к его перебежкам. Первая была величественная, словно исход иудеев из Египта. Всполошились обе стороны. Жене он сообщил, что не вернётся никогда, а меня заверил, что пришёл навсегда. Но, как выяснилось позже, категории вечности в его трактовке имели водевильный характер, и два последующих «никогда» и «навсегда» произвели на нас меньшее впечатление.

В наших отношениях я всегда чувствовала себя андалусским бандитом Хосе из «Кармен», а он вёл себя как капризная, блудливая Карменсита. Причём мой «homme fatale» взял худшие черты от «femme fatale» – он, как полагалось, был бессовестный, вероломный негодяй и лгун, а вот магнетизм и роковая красота отсутствовали напрочь. Вечерами он пил пиво и ел куру-гриль, отращивая живот, и в спортклуб его было не загнать. Думаю, он знал секрет: мужчин в России мало, они в цене, и за них сражаются.

Я тогда работала в одном известном московском пятизвёздочном отеле. И однажды праздновала повышение по службе. Моя коллега Ритуся (коротко – Туся) пришла поздравить меня со «старшим менеджером». На её шее красовался внушительный бант кота Леопольда. Туся выпила полбутылки киндзмараули и, развязав бант, гордо продемонстрировала мне синяки.

– Это из-за косметолога, – заговорщицки подмигнула она. – Слишком долго делала мне эпиляцию.

– Шеи? – поразилась я.

– Да нет, зоны бикини… А муж потом меня душил, – она захохотала. – Ревнует, пакость такая!

Тусин муж волочился за каждой юбкой и при этом подозревал жену в любовных связях с клиентами, таксистами, официантами и даже соседским дедушкой. Муж частенько поднимал на неё руку, оставляя «метки любви». При этом Туся страшно боялась, что её «убивца» умыкнут соперницы. Каждое утро вместо поцелуя он, как Чикатило, твердил: «Помни! Ежедневно на рынок выбрасываются тысячи и тысячи молодых женских тел!» И она была готова сражаться за право быть жертвой собственного мужа.

К сожалению, московский рынок и правда переполнен. Девушки на любой вкус и цвет всегда съезжались в столицу со всех уголков России. В нашем отельном бизнесе на десять девчонок был всего один парень, и тот небанальной ориентации. Хуже обстояли дела только в туристических агентствах. И ещё хуже – в ночных клубах, где невесты маялись тучными стадами, а редкие кавалеры смотрели поверх голов, боясь встретиться взглядом, чтобы дамы не разорвали на куски.