Валерий Рогожин - Филфак-1. Записки скверного мальчишки

Девочка, с которой я встречал восход после выпускного, с которой первый раз по настоящему целовался, ушла из жизни лет двадцать назад. А с кого получить теперь все то, что мы недоцеловали, недогуляли, ведь наверняка у нас за все это благополучно было высчитано, изъято в предыдущих классах.

Мои школьные друзья, друзья детства и юности растерялись на жизненных просторах. Хотя, если вдуматься, то более объективно было бы считать, что это я оторвался от своего класса слишком сильно, уехал очень далеко и заблудился, не смог найти обратной дороги.

Не смог найти почти никого даже в дебрях Интернета. Нашел только одного хорошего товарища, но он ушел из жизни лет пять-шесть назад почти сразу же после того, как мы обменялись письмами.

Две девушки, с которыми я встречался перед армией и которые клятвенно обещали не ждать солдата, нет, а просто писать письма, не написали ни одного письма.

Перед армией у меня был некоторый незначительный сексуальный опыт и некоторые личные отношения с особами противоположного пола, но в армии я вообще не получил ни одного письма ни от кого. Только из дома от родителей.

Девушка, которая мне очень нравилась перед армией, выскочила замуж еще до того, как я прослужил полгода и получил сержантские лычки.

Та женщина, которую любил больше жизни, которую люблю до сих пор, оставила меня, бросила. Не корю, не выговариваю, простая констатация. И ведь не скажешь, что не за что! Но пусть будет трижды за что, ведь вон той маленькой серенькой частичке, что трепещется где-то рядом с сердцем ни капли не легче. Как я тогда все пережил?

Очень странный вопрос. Точно так же, как живу теперь. Что-то затерлось временем, считается, что время вылечило, что-то забыто памятью, а что-то притерпелось и вошло в привычку. Так со всем этим дальше и живем.

Можно про это говорить, можно про это написать, но ты ведь опять скажешь эгоист и сам виноват.

Первая любовь, до армейская, чистая и нежная, погибла под электричкой в тридцать с небольшим.

Женился не по любви, но и не с бухты-барахты, мол потому, как время подошло. Нет! Начитался Льва Николаевича «Воскресение», «Мое Евангилие», «Как читать Евангелие и в чем его сущность?» и еще какие-то его труды. Очень сильно подействовал на меня Толстой и задался я мыслью своей жизнью что-то полезное для других сделать. И тут встретил я свою будущую жену. Не буду много распространяться, но я с ней был знаком ранее, жил на квартире у ее бабушки. Она тогда была молоденькой девушкой, красневшей от грубого слова, даже не всегда матерного. Но теперь прошло лет пять и увы! она превратилась в довольно разбитную женщину, если и не легкого поведения, то идущую к этому. Вот тогда-то я на ней и женился.

Шли семидесятые годы. Это был, наверное, как говорят нынешние демократы, разгар застоя. Только мы в те годы ничего не знали об этом и для нас бежали золотые годы нашей юности.

Приближалась Московская олимпиада. Прилавки магазинов пустели, столицу пытались вычистить от неблагонадежных элементов, а в народе ходили самые невероятные слухи. И жизнь тряслась и менялась и было непонятно, что лучше: то что наступало или то что оставалось сзади.

Как удар колокола: ушел Высоцкий. И тихо, незаметно, словно шепотом: не стало Юрия Трифонова…

Появился Гамаюн Владимира Николаевича Орлова и другой Орлов с альтистом Даниловым открыл новую в нашей литературе страницу мистического реализма…

Вот такие были наши семидесятые – восьмидесятые годы.

И семейная жизнь, долги, извечная проблема где взять денег, а потом еще и учеба. Шесть лет подряд. Идешь, работаешь, как и положено восемь часов, затем на три часа от работы отрываешься и идешь на гранитные прииски, грызть гранит науки. А вслед за этим возвращаешься к своему «проводнику в люди», к родной заводской проходной и бежишь еще на три часа на рабочее место дорабатывать недостающие часы. Четырнадцать, а с дорогой пятнадцать часов в сутки, хорошо хоть не каждый день, но шесть лет, даже шесть с половиной…

И ничего, оттарабанил и эти шесть лет и получил красную книжку, то бишь красный диплом и сумел трижды отбиться от аспирантуры. И ведь объясняю: «Не моё!», – а мне говорят: «Справишься!».

Ну требуется заводскому начальству, чтобы шла на заводе, наряду с производством, и научная работа, чтобы взращивали здесь на чахлых грядках свою ученую поросль, чтобы вскармливали своих молодых ученых. Лишь когда сказанул я, что и в их работах я, в принципе, не вижу никаких научных достижений и предложил дальше не углублять тему, тогда все вопросы сами собой иссякли и потянулись серые будни.

Похоронил жену я лет двадцать с небольшим назад. Пусть без любви, какие изображают в разноцветных книжках, продающихся на железнодорожных вокзалах, с африканскими страстями и безумными поступками, но сколько-то лет мы с ней прожили. И жила она, как нормальная женщина, и другим запомнилась как хорошая мать и достойная жена.

Но ведь ушла же.

Значит и семейной жизни мне достался не полный комплект? Так где же компенсация, где тот пакет молока, который выдается за вредность нашей жизни?

И было у меня еще две жены, с которыми жили мы гражданским браком, как сейчас любят говорить. Но ни с одной жизнь не сложилась

И топтался я по жизни и ничего не натоптал. И про что еще писать?

Про работу? Так вот такая она и была. Утром вкалываешь с «непроспатыми» глазами. К вечеру готов на митинге выступить, призвать и повести!

В обед стакан, вечером еще два. Одно слово: «Стройка!» Одно слово: «Завод!» Рожденный строить, не пить не может! А мы все были строителями новой жизни, светлой и красивой!

Был у нас в бригаде слесарь, звали его «Вася – не рви цветы». Дали такое прозвище за поговорку, которую повторял он через фразу, как некое заклинание.

Однажды прихожу я на работу раньше всех. Это еще молодой я был и работал на стройке самой настоящей. И как-то случайно получилось. Незапланированная неожиданность. Переоделся и стою в бытовке возле окошка и наблюдаю нашу строительную действительность. А в противоположном углу бытовки этот самый Вася наводит на себя марафет и антураж дабы в совсем уже близком будущем влиться в стройные ряды строителей и свершателей. И вдруг слышу я, как между всех этих подготовительных шумов раздается весьма и самое характерное бульканье.

Мой взгляд делает непроизвольный круг по бытовке и останавливается на коллеге, который с тщательным вниманием и осторожностью, чтобы не испортить вкус и послевкусие напитка, готовит широко известный коктейль для утренней предрабочей встряски «Александр III». По классическому рецепту следовало малый флакон тройного одеколона тщательно смешать с флаконом одеколона «Саша», после чего добавить в напиток 25 капель сырой воды. Причем воду следует брать обязательно сырую комнатной температуры, а то вкус напитка будет безвозвратно потерян.