Андрей Малажский - О чем говорят камни

Пока шли, Путята-мужик, что на пару со мною в одну рогатину запряжен был, рассказал, что вьюношей крепких как я, да из воинского роду в полоне не жалуют, ибо крепок дух таких вьюношей отцовским наставлениями, и с такими сладить сложно....иными словами любят там Иванов, не помнящих родства…

Чтож, намотал я слова Путяты на ус, и когда печенеги спросили о имени моем, то ответил:

« Зовут меня Иваном Костоломом»

–Почему костоломом—поинтересовались они

–Сирота я—ответил—на скотобойне силу мою приметили, так как головы козлам молодым отрывал без топора, от того и костоломом кликать стали…

Переход до Хазарского моря прошел спокойно, печенеги задирать меня опасались…

Далее, сменялись мои пленители, чаще чем настроение у киевского князя…теребили за плечи, в рот заглядывали, аки жеребцу, выкупали, и привели меня в Царьград под хлыстом уже четвертого хозяина…

Второй Рим радушен не был…перекупили там меня венецианские купцы, посадили гребцом на галере, и жить-поживать стало скучнее…

Соседом по гребной лавке оказался араб, по имени Саид, от него я и узнал, что за молодых светлоглазых парней как я, самую большую цену дают в халифате… Поняв, что рано или поздно окажусь в каком-то там халифате, я принялся более старательно учить язык Саида…

Гребля выводила из себя больше, чем щелканье хлыста надсмотрщика, но как только я понял, что тяга на себя весла, развивает силу, пригодную для боя с двуручным топором, стало веселее.....пожрать бы еще от пуза…да девку покрасивше…

Кстати о девках....ходила одна милка по мосткам между гребцов, хвостом крутила....из нашенских…русая коса, глазки хитрые, як у лисы, Ксенией звать…все на меня посматривала.....улыбнулся я ей как-то раз, а она тут же подбородок задрала, хмыкнула, и под хозяйские покровы увильнула...., а на следующий день Ксения вновь прошла мимо меня, и сказала:

–Слышь ты, ясноглазый, як звать то тебя?

–Иваном—ответил я—почто вопрошаешь?…али понравился?

Ксения опустила глаза, и с усмешкой доложила:

–Справлялась я Иван о судьбине твоей дальнейшей…перестанут скоро твои глазоньки дерзко пялиться на меня, и лыбонька твоя наглая схлынет с лица красного…

–А что ж так то?—спрашиваю ее

–Продадут тебя в халифат…

–Ну и что?—похорохорился я—по мне что халифат, что каганат, все одно…скалятся по разному, а потроха у всех одного цвету…

– Оскопят тебя там, да и в гарем определят…

–Зачем оскопят, как в гарем?—спохватился я—что я там делать буду?

–Не ты делать будешь, а с тобой– засмеялась Ксения—как и со мной(тут ее смех стал горьше), но моя доля женская-известная, а твоя…ни так ни сяк…

–Как можно?—не унимался я—меня…кхм..как бы и некуда…

–А пердишь ты чем?…вооот туда—глаза ее лисьи сузились—вот тогда спесь с тебя вся и сойдет…

–Да брешешь девка(!), я ж той дыркой сру! Они дураки чтоль ковыряться в вонючих местах?

–Может и дураки—согласилась Ксения, заметно помрачнев—только власть за ними, а власть часто желания поганит…

Ночью, после разговора с Ксенией никак не мог уснуть, ужель не брешит девка? Ладно....сдюжим как-нибудь и эту невидаль…а Ксюха—стерва, люблю таких..добуду ее, коли бубенцы не оскопят…

В порт Малаки заходила огромная венецианская галера. Грузчики на причалах удивленно оглядывались на величественный корабль, с которого доносилась задорная песня на неизвестном языке:

Эх дубинушка ухнем,

Эх, зеленая сама пойдет, сама пойдет,

Подернем, подернем,…да уууухнем!

Пели галерные гребцы, и десятки акцентов слились в один, бодрый, залихвацкий, будто даже кавказский....

–Что за песня такая?—спросил портовый смотритель Хафар венецианского купца..

–Русский раб остальных научил—ответил тот.

–О чем она?—снова полюбопытствовал Хафар.

–Костолом говорит, что о смиренной рабской доле, об умении радоваться мелочам жизни: лучику солца, отдыху от хлыста, отварному гороху без червей....

Песня настолько пришлась по душе местному люду, что уже к вечеру, во всех припортовых харчевнях пели «Эх дубинушка ухнем».

У южных городских врат Малаки, глядящих на море и на порт, распологался невольничий рынок, вереницу рабов с галеры повели прямиком на него. Из толпы невольников выделялся один: светлорусый, на голову выше остальных, косая сажень в плечах, голубоглазый с неунывающим взглядом.

К высокому парню подошел рыжий старик в парчевом тюрбане, и внимательно оглядывая его мускулатуру спросил:

–По арабски говоришь?

Парень кивнул.

Рыжий старик заглянул парню в зубы, и принялся ощупывать его мускулы..

Молодец состроил непонятную трагикомичную гримасу, желая скрыть неуместный смешок, и выпалил по русски:

–Отвянь скотина басурманская, щекотно ж блеать!

Старик посмотрел ему в глаза:

–Что ты сказал раб?

–Сказал, что буду служить тебе верой и правдой, и приму твоего бога, как своего…—ответил тот.

–Хм, хорошо—удовлетворенно крякнул старик, окончив осмотр—только не «как своего», а «заместо своего»…понял?

–Да господин…

–Замечательно, как звать то тебя?

–Костоломом, господин…

–А что это имя означает на твоем языке?

–Покладистый, мой господин, я сирота, с детских лет был в услужении в боярском доме, там меня так и назвали—Костоломом…

Рыжий старик обернулся к венецианскому купцу, и сказал, указуя на Костолома:

–Этого беру, дам тебе пятдесят дирхемов за него.

–Не маловато ль будет?—возмутился купец—он жрет в два раза больше остальных, сильнее в три раза, тут не меньше ста дирхемов получится…

–Не наглей купец—ответил старик—отвезу Костолома в Лусену, евреи его там кастрируют, еще неизвестно, выживет ли после оскопления…

Купец растроенно махнул рукой, мол «твоя взяла, забирай товар»..

А молодой раб сжав зубы, с досадой процедил:

–Вот жеж Ёшкин кот, не на того поставил....

До Лусены от Малаки шли неделю. Все это время я вспоминал слова отца: «с купцами веди себя деловито, авось лучшую долю выторгуешь…»

Лусена—еврейский город в халифате, евреи—люди торговые, пущай даже и врачеватели, но что раб может предложить им?

На первом привале пересеклись с другим невольничьим караваном. Там я снова увидел Ксению. Ее вели в Кордову. Оказавшись подле меня, она ядовито поинтересовалась:

–Что богатырь, мешочек мужества обкарнали уже?

–И не мечтай—ответил я—муж тебе достанется со всеми положенными причендалами…

–Ужель свататься ко мне надумал?—хихикнула Ксения—як же ты из гарема меня вызволять станешь?

–Як буду– то моя забота—буркнул я—коли припозднюсь, и отпрысками обрастешь, не беда, возьму и такой, а станешь язвить, отпрысков на глазах твоих порежу…