Любовь Иванова - Златые детства лоскутки

Корректор Анастасия Николаевна Иванова

© Любовь Ивановна Иванова, 2018

ISBN 978-5-4490-2925-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

И у меня, да и у многих других людей и в мыслях и в речах иногда проскальзывает горечь по поводу того, что сейчас всё не так, как когда-то в детстве. Тогда и солнце было ярче и жарче, и лужи после дождя теплее, и зимы более снежные, морозные, чем теперь, и вообще, всё было лучше: и хлеб хлебнее, даже, если он с отрубями, и молоко молочнее, даже если оно – обрат. Наверное, это просто тоска по далёкому золотому времени каждого человека – детству. Несмотря на то, на какие годы в истории оно выпало, оно было золотым уже от того, что было просто детством. Милым, наивным, неповторимым началом жизни, когда мечтается только о светлом будущем, огромном и радостном, когда впереди большая и, непременно, счастливая жизнь, и слова «А помнишь?» ещё совсем незнакомы и не нужны. Наверное, ни один человек не помнит своего детства изо дня в день, это невозможно. Но всю жизнь всплывают в памяти какие-то, может быть, и незначительные теперь, с высоты лет события, случаи, своего рода златые детства лоскутки. Как памятен каждый цветной треугольник на бабушкином лоскутном одеяле, который был когда-то чьей-то рубашкой, платьицем или сарафаном, а с этим сарафаном связана целая история, а в этой рубашке был совершён набег на соседский огород за подсолнухами, и рубашка была безнадёжно разодрана об изгородь, и так далее и так далее… Как же интересно, разглядывая лоскутки, находить свои, когда-то верно служившие тебе вещи, вспоминать события, связанные с ними, возвращаться в сказочную пору своего детства. Даже если эта пора не всегда была сказочной.

В те не очень далёкие времена, когда учителей в школе не боялись, а уважали; родителей слушались, и не потому, что опасались наказания или ждали вознаграждения за какие-либо выполненные обязанности по дому, а просто потому, что почитали родителей, стариков и просто старших; в Бога особо не верили, так как октябрятско – пионерско – комсомольская пропаганда не одобряла этого. Но в семьях ещё оставались истинно верующие деды и бабки, которые озорным мальцам, грозя пальчиком, говорили тихим полушёпотом: «Смотри, Бог то видит все, и за дурные дела накажет!» Божьего наказания всё же побаивались, особенно после одного случая. В селе нашем ещё в 1915 году была построена деревянная церковь, стояла она на взгорке над прудом, окружённая высоченными тополями, в детстве их размер оценивался так – «Огромные тополя высоко до неба». Церковь закрыли ещё до войны, сняли кресты, иконы верующие разнесли по домам на сохранение до лучших времен, здание использовали под склад для хранения хлеба, не буханок и караваев, конечно, а семенного зерна для посева осенью и весной. Крышу и окна чинили время от времени, хорошо хоть не нашлось отъявленного атеиста порушить здание, так оно и стояло под присмотром колхоза долгие годы, основной остов стоит и сейчас, правда совершенно бесхозный и полуразрушенный, жаль. И произошел в селе случай, который позволил убедиться озорникам и мелким хулиганам, да и всем, наверное, кто знает эту историю, что Божье наказание неотвратимо, если человек совершил неблаговидный поступок. Одна семья купила в дальней деревне дом на слом, чтобы перевезти его ближе к центру села. Тот, кто интересуется историей, стариной земли своей знает, что дом на Руси всегда продавали с иконой и столом, стол в доме хозяин, икона оберег и то и другое святы. При разборке дома для перевозки мужикам помогал подросток, сын хозяина, купившего дом, и вот каким-то образом в руки его попала икона, святой лик, потемневший от времени, и парнишка, по незнанию и по дурости молодецкой, стал петь и танцевать с иконою в руках на остове полуразобранного дома. Случайно или нарочно в его руках оказались уже половинки порушенного образа, неизвестно, взрослые, конечно, пытались остановить это безобразие, но угомонили паренька не сразу. Мужчины продолжили работу, а мать хозяина, старушка преклонных лет, взяв половинки Святого образа, завернув их в фартук, крестясь, ушла в поле, пала на колени и стала неистово молиться, обливаясь слезами. Через некоторое время послышались отчаянные крики мужиков и вопль человека, испытывающего нечеловеческую физическую боль. Огромное бревно, а избы в старину рубили из вековых деревьев, ударило парнишке пониже спины…

Долгие годы ушли на лечение, но он так и не поднялся на ноги, травма оказалась очень серьёзной, прикованный к постели парнишка рос, мужал, но жизнь текла мимо окон его дома. Он не был одинок, редкий день его не посещали гости, сначала ровесники, затем зелёная молодежь, потом уже дети ровесников. В селе даже появилась некая традиция: свадьба, после регистрации заходили к нему, уходил кто-то в армию, последний визит перед посадкой в автобус тоже был в этот дом. Да и просто любой праздник, приезд домой из дальних странствий был тоже поводом завернуть на огонёк. И все видели, с какой выдержкой и достоинством нёс свою боль человек, перенёсший свое взросление в муках, причем никто не слышал ни жалоб на судьбу, ни слёз от постоянной боли. Эта история заставила задуматься многих о неотвратимости Божьего наказания. Хотя кто-то расценивал эту трагедию, как случайность. Думаю все, кто был ли свидетелем её или просто знал о ней от очевидцев, кто жил с этим парнем в одном селе, навещал его и видел его страдания, задумывался чаще, как поступить в сложной жизненной ситуации и заповеди Божьи не считал пустым звуком.

Почему так щемит в груди и сердце трепещет, когда через многие годы приезжаешь в дом, где прошло твое детство? Мелкие, порой незаметные и, кажется, ничего не значащие звуки, запахи снова вдруг опахнут такими воспоминаниями о том далёком и беззаботном времени, когда «деревья были большими» и тебе хватало одной веточки, чтобы спрятаться от друзей и подружек, играя в прятки. Наверное, просто отчётливо понимаешь, как далеко, то время и те обстоятельства, которые помнятся чем-то необычным, или совершенно простым.

С самого раннего возраста деревенские ребятишки имели по дому и хозяйству посильные и жизненно необходимые обязанности, справившись с ними, были предоставлены сами себе и улице. Случалось жёстоко обжечься крапивой, ободрать мозоль на пятке, получить ушибы и ссадины при случайном падении. И что интересно, уже в 5—7 лет мы могли оказать первую помощь себе и друг другу.

От ожога крапивой было верное средство – смазать место ожога своими собственными соплями, благо они водились у каждого круглый год, зимой понятно от мороза, а летом от купания в студёной проточной реке. Мозоль на пятке? Эка невидаль – ищешь лист подорожника, обслюнявишь его и лепишь на ободранную мозоль, приматываешь тряпицей и всё, гуляй дальше, к утру заживет!