Алексей Митрофанов - Мясницкая. Прогулки по старой Москве

Проекты мало отличались друг от друга. Все здания выглядели длинными, приземистыми и с башенками в русском стиле. Победителем же стал А. Померанцев, представивший проект с довольно пафосным девизом – «Московскому купечеству».

Одновременно с творческой интеллигенцией занервничало и само «московское купечество». Но совершенно по иному поводу. Предприниматели подсчитывали будущий убыток, связанный с затором в бизнесе. Не желали они покидать старые добрые насиженные лавки (хотя для них и выстроили так называемые временные ряды). Но городские власти поступили радикально – в один прекрасный день купечество явилось на свои рабочие места и обнаружило их запертыми и под тщательной охраной. Один предприниматель из славного рода Солодовниковых не выдержал такой напасти и зарезался в Архангельском соборе. К счастью, прочие его коллеги оказались более устойчивыми к потрясению.

И в результате в Москве все-таки появилось новое здание Верхних торговых рядов.

«Они представляют собой выдающееся сооружение среди торговых помещений не только России, но и Западной Европы», – писал о тех рядах один дореволюционный путеводитель по Москве. Неудивительно – огромнейшие галереи, собственная электростанция, артезианский колодец для местного водопровода, подземная железная дорога для подвоза товара. А торговали в то время на всех трех этажах и в подвале.

Но больше всего, конечно, удивляла крыша – полностью прозрачная, созданная инженером Шуховым. Днем галереи освещал солнечный свет, а вечером отсюда можно было любоваться на луну.

Впрочем, к внешнему виду здания иной раз предъявлялись и претензии. Один из краеведов, некто В. Никольский, возмущался – дескать, здание только прикидывается исконно русским, а по сути же является «европейским пассажем, наряженным в неподходящий русский костюм», и осуждал его автора за «попытку с негодными средствами приблизиться к такому апофеозу подлинно русского зодчества, каким является стоящий рядом собор Василия Блаженного».

Правда, большинству москвичей полюбились новые ряды.

* * *

После революции сюда пришла всеобщая разруха, но с наступлением нэпа все, вроде бы, встало на свои места. Писатель Михаил Булгаков (бывший тогда репортером), сообщал своим читателям: «Торговые ряды на Красной площади, являвшие несколько лет изумительный пример мерзости запустения, полны магазинов».

Тогда же рядам присвоили новое имя – Государственный универсальный магазин, и Маяковский посвятил новому учреждению рекламные стишки:

Правда, за рамками рекламных госзаказов Маяковский порицал магазин за низменный, мещанский характер:

Что поделаешь – при экономике социализма неизбежен дефицит товаров потребления, а следовательно, высокий спрос на «теплые места» в торговых точках и при оптовых распределителях.

А в тридцатые ГУМа не стало. То есть здание, естественно, стояло на своем привычном месте, но торговлю напротив Кремля запретили. Да что там торговля – простому человеку даже просто прогуляться по пустынной Красной площади было опасно. Чекистам это могло показаться подозрительным – и наивный любитель прогулок исчезал навсегда. Бывший ГУМ заняли учреждения.

Однако особенно странно бывшие торговые ряды смотрелись во времена войны. В них тогда размещалась мотострелковая бригада особого назначения, и окна ради конспирации замазали густейшим слоем черной краски. Смыть ее после войны не удалось – пришлось вставлять новые стекла.

В 1947 году здание оказалось в опасности. На сей раз она исходила не от внешнего врага, а от российского правительства, решившего, что именно на этом месте нужно построить памятник Победы. Сам академик Щусев возмущался: «ГУМ мешает Красной площади. Это такое неприятное пятно, которое мешало площади и до революции… окна его мешают, форма их мешает, они не масштабные».

Видимо, он сравнивал торговые ряды с собственным произведением – Мавзолеем. И обижался на ряды – дескать, не соразмерные, не сомасштабные.

Однако обошлось. И в декабре 1953 года ГУМ открылся вновь. Это было одно из первых послаблений, устроенных народу после смерти Сталина. Старые Верхние торговые ряды вновь стали символом безудержного изобилия. Но всего-навсего на два десятилетия. В семидесятые годы в стране начались перебои с товарами, и ГУМ (где в отличие от прочих магазинов время от времени что-то «выбрасывали» на прилавки) стал ассоциироваться в первую очередь с огромными очередями. Правда, существовала «двухсотая секция», где, как говорят, было все. Но только для избранных – членов правительства и высших партийцев. И, разумеется, для иностранцев – их туда водили ради того, чтобы продемонстрировать прекрасный уровень качества жизни в государстве.

Впрочем, и простой советский человек мог без хлопот купить здесь дефицит. Но, правда, не в официальных секциях, а у фарцовщиков, которые из всех московских магазинов больше всего тяготели к ГУМу.

* * *

А в 1992 году, во время реставрации, вдруг выяснилось, что на протяжении всего советского периода вход в ГУМ был освящен иконой. Еще в 1893 году вход в Верхние торговые ряды со стороны Казанского собора украсили изображением Божией Матери. В советское время икону просто замазали, а затем загородили эмблемой «Крепи оборону страны».

А продавцы и посетители даже и не подозревали, что при входе в ГУМ креститься нужно.

Мавзолей (Красная площадь). Построен по проекту архитектора А. Щусева в 1930 году.

Это стихотворение сызмальства знакомо каждому учившемуся в школе во времена Советского Союза. А речь в нем идет, разумеется, о строительстве ленинского Мавзолея.

Впрочем, поначалу был не камень, не кирпич, а доски из архангельской сосны. Первый Мавзолей был деревянным. Его делали как временный, чтобы народ успел проститься со своим кумиром. А Ленин, несмотря на то, что с ног на голову перевернул Россию, пользовался успехом у электората.

И вот у Кремлевской стены, между дорогами, которые вели к тогда еще существовавшим Владимирским и Ильинским воротам Китай-города, лег, собственно, Владимир Ильич. Правда, ворота в скором времени снесли. А тело вождя, для того чтоб оно пролежало дольше, забальзамировали. «За всю революцию один только раз мы увидели, что такое бальзам для души: когда набальзамировали Ленина…» – сказал поэт Дон Аминадо. «Ленин умер, а тело его живет», – добавил некий неизвестный автор.