Флюр Галимов - Покаяние над пропастью

Но подполковник военно-медицинской службы Рашит Губайдуллович Хайбуллин решил рискнуть. Мало того, он задумал оперировать одновременно обе ноги: зашить нерв малоберцовой кости на левой и соединить поврежденные при установке аппарата Илизарова нервы на правой. Если получится – убьют двух зайцев одним выстрелом!

Провести разом две операции, так же как и выдержать их – дело нешуточное. Салавату пришлось лежать под общим наркозом гораздо больше времени, чем следовало. Потом с трудом пришел в себя. От невыносимой жажды губы и горло сильно пересохли, язык прилип к нёбу. Он слабо застонал и с благодарностью почувствовал, как к устам приложили смоченный водой обрывок бинта. Кусочек мокрой ткани вдохнул ему жизнь и подействовал словно долгожданный дождь на полузасохшее растение.

Когда в Афганистане Салават по нескольку суток не спал и на изнурительных маршах иногда засыпал на ходу, он был уверен, что самое сладкое – это сон, когда приходилось голодать, решил, что самое вкусное – хлеб. Ан нет, оказывается, самое вкусное и драгоценное на свете – вода… Осознание сей истины стало очередным открытием для Салавата.

Военврач Хайбуллин не имел ученых степеней, но был хирургом высочайшей квалификации. Позже Салавату делал операцию доктор медицинских наук, профессор, полковник медицинской службы Микиткин. Якобы, используя собственный метод, пришил связки левой ноги. Потом Салават убедился, что было бы лучше, если б эту работу самым простым, но надежным способом выполнил Хайбуллин – хирург без всяких почетных званий, но доктор от Бога…

Не все золото, что блестит и не всякое высокое звание – настоящее. Эту правду Салават познал на собственном теле.

Позже Микиткин предлагал:

– Аппарат Илизарова был установлен неправильно. Поэтому искривилась стопа ноги. Если хочешь, попробую исправить: отрежу ахиллесово сухожилие, удлиню, сломаю и выпрямлю стопу…

Салават поспешил отказаться. Он уже знал: есть среди хирургов и такие, кому хлеба не давай, только дай поэкспериментировать на живых людях ради защиты диссертаций. Многие откровенно гоняются за числом выполненных операций. Зачем им это? Для авторитета? Или им платят сдельно исходя из количества операций? Например, чтобы установить аппарат Илизарова, Салавату сделали целых три операции! В первый раз просверлили восемь дырок для спиц, во второй – две, а в третий – всего одну спицу поставили! А ведь нужно готовиться к операции: нельзя ужинать и завтракать. Больного на несколько часов усыпляют, вводя через капельницу огромную дозу наркотических средств – он даже не чувствует как его режут по живому. Затем в течение четырех дней колют обезболивающие препараты, чтоб унять невыносимую боль. Опять-таки стрессы, не проходящие бесследно. Многие испытывают страх перед операцией. Но Салават решил для себя: нет смысла бояться. Если суждено умереть – от смерти не уйдешь.

Достал уже его этот профессор! Приходит с выводком курсантов-практикантов и тычет в Салавата указкой, и талдычит, будто он для них подопытная собака Павлова или редкий музейный экспонат…

После операций Хайбуллина, равных высшему пилотажу, к правой ноге вернулась чувствительность. Честно говоря, Салават тому не особо обрадовался, так и не успев понять, что без осязания ноги не смог бы ходить.

И старшина Копытов не отдал его под трибунал, наоборот, подал рапорт о поощрении, и Салавата наградили орденом Красной Звезды. Получить орден, конечно, было приятно, но безмерной радости он не испытал. Потому что был полностью охвачен творческим вдохновением, вырастившим крылья на его исхудавших плечах.

Какая еще на свете отрада может затмить удовольствие от получения ордена и даже облегчить муки телесные? Всевышний сотворил Адама по Своему образу и подобию. Наверное, это подобие кроется в способности человека к творчеству. Пишут, что каждый человек рождается с каким-либо дарованием, но к сожалению, не все могут раскрыть свой талант. А радость творчества, оказывается, есть наивысшее счастье и блаженство в этом мире. Осознание сей истины стало для Салавата самым большим духовным открытием на сегодняшний день. К творчеству он пришел через большие потери и тяжкие муки.

За два с половиной года Салават перенес под общим наркозом девять операций. Пережитых под местной анестезией он даже не считал. Начиная с пятой операции начал заново учиться ходить. Слава Аллаху, он остался жив и встал на ноги. Если суждено – человек выживает даже после такой мясорубки. Иссякнет отпущенная вода и отмеренный ризык – умирает и от незначительной раны или причины. Похоже, верно говаривала бабушка Гульфариза: каждый человек рождается на белый свет с уже написанным на лбу такдиром [29] Такдир – вера в предопределение Аллаха. – судьбой. Но каждый человек обязан стремиться к добру. Это и есть жизнь.

Лежать на спине более года было тяжко. Спина устала неимоверно. Будь он богачом – ради того, чтобы хоть немного полежать на боку, отдал бы половину богатства, будь царем – не пожалел бы полцарства… Но Салават не богач и не царь. Все его имущество нынче – орден Красной Звезды, удостоверение инвалида второй группы и костыли, прислоненные к кровати.

Он раньше даже не подозревал, что не только возможность ходить на своих ногах, даже способность повернуться на бок, еще насущнее – по-людски справить нужду – само по себе огромное счастье…

Как же удалось Салавату вынести нестерпимые муки?.. Оказалось, многое может выдюжить человек, как и привыкнуть к любым условиям. Но он и самому заклятому врагу не пожелает мучений, пережитых в госпиталях…

«За какие грехи обрек меня Всевышний на такие муки телесные?». Салават много раз задавал себе этот вопрос, но не находил ответа.

Велико милосердие Всевышнего. Он пришел к такому выводу после долгих раздумий. Подробно расспрашивал у товарищей в госпиталях и узнал: никто не чувствовал боли при ранении. Даже умирая, сосед по палате шептал: «Какие красивые девушки!». С улыбкой на устах. Мечтал он о девчатах. Признался Салавату по секрету, что не познал еще ни одну. Второй ушел на тот свет со словами: «Вот и прилетели мои голуби…» Выходит, в последние мгновения жизни они видели именно то, что любили…

Еще одну милость Всевышнего постиг Салават: человек в тяжелом состоянии, тем более, обреченный, не осознает реально своего положения.

«За какие же грехи обрек меня Всевышний на такие мучения?» Лишь только прошептал-простонал он этот вопрос, перед глазами снова возник человек в кандалах с изуродованным лицом, казавшийся ему таким родным. Салават пытался узнать: кто же он? Вдруг заметил: да у него тоже разодран нос и на лице такие же шрамы как у него! Вот закованный джигит исчез и уже в который раз промелькнул младенец в люльке, качающейся на раскидистой ветви дерева…