Евгений Чертовских - Две женщины. Повести

– Ты с ума сошла! Зашибёт!

– Не зашибёт!

Уверенность в голосе Паши не позволила Фёдору остановить жену.

Когда она зашла в дом, то увидела, как Степан Леонтьевич в исподнем белье бегал по дому за Марией, женой брата Фёдора, и орал благим матом. Виктор, муж Марии, в это время сидел на полу в углу комнаты, ладонью прикрыв глаз.

– Убью! – Степан попытался ухватить Марию за подол, но не дотянулся и упал.

Паша остановилась посередине комнаты перед лежащим хозяином. С громким мычанием, шатаясь, он начал подниматься на ноги. Паша стояла и смотрела на тестя. Степан поднял голову и хотел было ринуться вперёд, но как будто натолкнувшись на невидимую стену, остановился. Взгляд его красных глаз встретился со спокойным, твёрдым взглядом невестки. На смену мычанию пришло сопение, которое мало-помалу стало успокаиваться.

– Батюшка, – заговорила Паша спокойным ровным голосом, – вы устали, не терзайте себя, пойдём отдыхать, а завтра все дела и решим.

Паша взяла Степана под локоть, развернула и повела к его кровати. Все присутствующие замерли и, боясь издать хоть какой-нибудь звук, наблюдали за происходящим. Тем временем, Паша, уложив тестя в кровать, укрыла его одеялом и молча, удалилась из комнаты.

– Во, Пашка даёт, – Виктор засмеялся и убрал ладонь от глаза. Глаз заплыл и кожа вокруг него имела синюшный цвет.

С тех пор повелось, как Степан Леонтьевич напьётся, все домашние ищут младшую сноху утихомирить хозяина, только ей он безропотно и подчинялся.

В стране наступали неспокойные времена. В октябре в Петрограде произошла вторая революция, а в ноябре атаман Дутов в Оренбурге поднял военный мятеж и захватил власть в губернии. В конце января 1918 года большевики освободили Оренбург, и к апрелю отряды под командованием Блюхера разгромили дутовцев, отбросив их в Тургайские степи. Казалось бы, наступило затишье. На селе ждали возвращения мужиков, ушедших на германскую войну, о судьбе которых в крестьянских семьях не знали ничего. Но в июле атаман Дутов опять занял Оренбург.

Вечером к Дасовым пришёл встревоженный Николай Игнатьевич.

– Степан, – негромко обратился он, – слыхал, Дутов опять Оренбург взял.

– Слыхал, – Степан, на удивление, сегодня был трезв.

– Комитетчики собираются, к утру убегут.

– А чего нам бояться? – Степан упёр свой взгляд в Николая. – Наше дело крестьянское.

– Да не скажи. Виктор с Фёдором где?

– Дома.

– Пока дома. Белые придут и заберут на войну.

– Не заберут. У Фёдора жена на сносях. А Виктора…, что там без нас не обойдутся, это не наше дело. Пусть они разбираются между собой кому править.

– Ну-ну, – не попрощавшись, Николай развернулся и ушёл.

Утром в село примчались казаки атамана Дутова. Налетели быстро, все дороги перекрыли и начали обходить дворы в поисках членов комитета бедноты, а заодно и собирать новобранцев на войну с большевиками.

– Эй, хозяин! – в распахнутые ворота въехали двое верховых казаков, один из которых офицер и с ними три пеших солдата с винтовками. – Давай всех домашних на двор!

– Так, все тута, – виновато отвечал Степан Леонтьевич и рукой указывал на женщин и внука, стоящих у порога дома.

– А мужики где? – офицер наклонился и нагайкой указал на Марию и Пашу. – Где их мужи будуть?

– Так… нет… как-то… вот… – несвязанно произносил Степан.

В это время со скотного двора солдаты ружьями вытолкали Виктора и Фёдора.

– Это кто? Ваши?

– Так… я и говорю, это…

Мария не выдержала и кинулась на шею Виктора.

– Родненький! – кричала обезумевшая женщина. – Не отпущу! На кого бросаешь, детей пожалей!

– Даю возможность быстро собрать обоих в дорогу! – спокойно проговорил офицер.

Мария и мать братьев хотели было начать причитать, но казак поднял на дыбы коня.

– Или пойдёте на зады яму для них копать!

Тщательно прочесав село, белые забрали всех мужиков призывного возраста, остались старики, женщины и дети.

В начале осени у Паши начались роды. Рожала тяжело. После того, как забрали мужа на фронт, она сильно похудела и ослабла, передвигалась с трудом. Свекровь боялась, что Паша не сможет родить.

Схватки начались рано утром, и только к полудню вышел первый ребёнок – мальчик. Мучения продолжились, и лишь часа через два родился второй ребёнок – девочка. Паша была счастлива, об этом говорила лёгкая улыбка на её измученном лице.

К зиме Паша немного пришла в себя, окрепла. Но трудности и несчастия семью не обошли, пришли извещения о гибели Виктора и Фёдора. Свекровь, Марфа Лукьяновна, тяжело заболела, тесть начал пить не переставая, Мария взяла на себя ведение хозяйства, помощником ей был её малолетний сын, а Паша выхаживала своих детей, ухаживала за свекровью и успокаивала Степана Леонтьевича.

За нелёгкими хлопотами пролетели весна и лето. Урожай собирали всёй семьёй, находясь с утра до позднего вечера в поле.

Осенью у Паши тяжело заболели дети, несмотря на все усилия, выходить их не удалось и к концу ноября детей схоронили. Паша целыми днями сидела на лавке и смотрела в окно, светло или темно было на улице, ничего не менялось в её поведении. На молодом лице появились морщины, в русых волосах просматривалась ранняя седина. В двадцать лет осталась вдовой и потеряла детей, она думала, что жизнь закончилась. Чтобы отвлечься от печальных мыслей Паша взвалила на себя ведение хозяйства, хотя, неоднократно собиралась уйти из дома, где сами стены напоминали о прошлом и о горькой потере. Семья всячески пыталась удержать её, уже без Паши никто не видел жизни в доме. Так продолжалось до голодной зимы 1921 года.

– Товарищ председатель! – Мария Дасова стояла, уперев руки в бока, а её лицо выражало крайнюю решительность. – Уже два года в работницах у моего тестя живёт незамужняя женщина. Наступающая зима ничего хорошего не предвещает, а лишний рот в доме нам ни к чему. Я прошу разобраться и удалить её из нашего дома.

– Хорошо, эээ…

– Мария!

– Да, да, Мария. Мы обязательно разберёмся с этим вопросом.

Представители Советской власти, рассмотрев вопрос пребывания младшей снохи в доме Дасовых, постановили отделить Пашу от семьи и выделить ей продукты питания, корову и конную косилку. Всё полученное имущество она перевезла в дом родителей.

– Ну вот, – говорил Николай Игнатьевич жене, – принесло Пашку к нам.

– Так с коровой пришла.

– Что мне корова? – Николай плюнул на землю. – С этой коровой что делать? Кому она теперь нужна? Так и будет до конца дней на шее у нас сидеть?!

– Коль, не шуми. Жизнь покажет, молодая ещё.

– Ладно, посмотрим!

У Пашиного брата, Афанасия, был закадычный друг – Василий Фёдорович Маковников, лавочник и любили они на пару в кабак захаживать. Нехорошая слава шла за Маковниковым, говорили, что он грубиян, пьяница, бабник и что до смерти замучил свою жену.