Людмила Степанова - Отец

– Нужно поймать момент, когда подкладывать дрова следует, – подсказывал папа, наблюдавший за действиями дочери. – Раньше положишь, пламя быстро погаснет из-за недостатка кислорода, позже – щепа успеет прогореть. Ничего страшного, если первый раз не получится, – успокаивал он. – Даже у взрослого не всегда с одной спички растопить котёл получается …

Когда маленькая хозяйка, так иногда называл её отец, впервые самостоятельно разожгла котёл, очень обрадовалась.

– Скоро в доме станет тепло и уютно, – довольная собой, сообщила она родителям.

– Молодец! – похвалил папа. – Я теперь спокоен: не замёрзнете!

Котёл в холодное время года приходилось топить каждый день. Под утро батареи остывали, и всё приходилось начинать заново: выгребать из поддувала золу, предварительно смочив её водой, чтобы пыль не распространялась по кухне. Люда в этот момент всегда вспоминала сказку о Золушке, которая топила печь. Как и она, перепачканная, по-другому не получалось, выходила за щепками и берёзовыми дровами во двор. Это были деревянные отходы, которые отец выписывал в тарном цехе завода. Чтобы зимой было тепло, требовалась большая грузовая машина угля. Каждую осень, когда выпадал снег, Лена с Людой возили на санках кокс или антрацит в сарай и аккуратно складывали деревянные обрезки в поленницу.

– Девчата, вода закончилась, – говорила мама, давая понять, что настало время ехать на колодец. Сёстры грузили на железные санки, которые отец сделал на заказ, 25-литровую алюминиевую «молочную» флягу и ехали метров шестьсот в сторону реки Песоченки, где находился колодец. Студёная родниковая вода обжигала руки, если лилась мимо ёмкости, и на глазах превращалась в лёд. Пить такую воду доставляло отцу истинное наслаждение. Даже с появлением колодца во дворе дома девчата редко, но всё-таки продолжали ходить на родник.

Частный дом отнимал много сил и времени. А ещё больше – сад и огород. На двадцати четырёх сотках располагались хозяйственные постройки, деревья и кустарники, овощные грядки, ягодник. Каждую весну и осень площади, отведённые под картофель, удобрялись и перепахивались.

Иван Михайлович Малахов, единственный во всей округе конюх, в сезон был нарасхват. Несмотря на то, что в конце улицы Чапаева жили оседлые цыгане, у которых в каждом дворе было по лошади, обращались за помощью к нему. Он и плуг крепко держал, и борозду ровную делал. Только с годами, когда силы в руках поубавилось, «сдавал в аренду» своего гнедого. Отец вначале со страхом, а потом с азартом брался за обработку земли. Как маленький ребёнок радовался, когда получалось конём управлять и за плугом ходить. Девочки любили кормить огненно-рыжего красавца.

– А он не лягнёт? – интересовалась Люда, прежде чем подойти к нему.

– Ты вначале поговори с ним, – советовал отец, – и сразу поймёшь. – Все животные чувствуют доброту.

– Ты – мой хороший, – преодолевая страх, девочка приблизилась к коню. – Я тебе сахарку принесла!

Он посмотрел на неё, как ей показалось, приветливо и продолжил щипать сочную травку. И только когда мотнул длинным хвостом, Люда, испугавшись, отскочила в сторону.

– Не бойся! – закричал отец, – так он назойливых мух и слепней отгоняет. Дочь сделала ещё одну попытку.

– Папочка, посмотри, взял кусочек, – она почувствовала прикосновение к руке больших влажных губ и с благодарностью посмотрела на крепкого коня.

Свободное от учёбы время девочки проводили на огороде. Лена не любила «сидеть» на грядках и находила тысячу причин, чтобы увильнуть от работы. Она любила читать.

– Опять с книжкой, – сердился отец, увидев старшую дочь на террасе. – Лёжа читать нельзя, зрение портишь, – сокрушался он.

Лена вставала с удобного кожаного дивана, делая вид, что замечание возымело действие. Младшая дочь всегда выполняла то, что требовали от неё родители, даже если это ей не нравилось. Она могла долго упрямиться и плакать, что-то доказывать, но в итоге выходило по-отцовски. Лена, наоборот, создавала иллюзию повиновения, но всё делала по-своему. Ей почему-то это удавалось.

Люда любила копаться в земле. Только выращивать хотела не помидоры и огурцы, а цветы.

– Какой толк от ваших цветов? – спрашивал у дочери отец. – Помидоры и огурцы можно есть свежие или засолить на зиму, – агитировал он за овощи.

– Хочется, чтобы в палисаднике было красиво! – парировала младшая дочь.

Она всегда сожалела о том, что не только папа, но и мама не разделяли её романтических настроений. Ей хотелось вырастить редкие сорта гладиолусов и георгин, чтобы первого сентября подарить своей любимой учительнице. И однажды это случилось.

2. Бабушка Катя

В детстве его звали Егоркой, мама – Екатерина Ивановна Степанова (бабушка Люды по отцовской линии) – называла уменьшительно-ласкательным именем, которого не было даже в толковом словаре, – Горюнчиком, Горюшкой или Горемыкой. Видно, в корне этого имени крылась непростая доля женщины, которая одна воспитывала сначала десятерых, а потом восьмерых детей.

Муж Тимофей Семёнович Степанов погиб в Великую Отечественную в Ленинградской области. Только в год 70-летия Победы тётя Тася (младшая папина сестра, единственная, кто останется из их большого семейства) получит справку из военкомата с датой смерти и местом захоронения своего отца: «Рядовой Тимофей Семёнович, 1898 года рождения, стрелок 265 сд 951 сп – убит. Дата первого захоронения – 20 февраля 1944 года в деревне Мясково Уторгошского района Ленинградской области. Был призван Кировским РВК Смоленской области (ныне Калужская область), жена – Екатерина Ивановна.

Под номером семьдесят четыре, а всего девяносто три воина, значится фамилия деда. Братское захоронение расположено в деревне Гора в девяти километрах от железной дороги станции «Уторгош», в сорока пяти километрах от районного центра посёлка городского типа Шимск и почти в ста километрах от Великого Новогорода. Гранитный обелиск высотой два метра с надписью: «Вечная Слава героям, павшим в боях за советскую Родину» установлен в 1962 году. На бетонной плите написано: «Никто не забыт, ничто не забыто», на ней – три металлические пластины с фамилиями захоронённых. Благодаря жителям деревни Гора и Администрации Уторгошского сельского поселения, захоронение сохранено, имена все известны и увековечены, здесь всегда лежат цветы. При поступлении в вуз на вопрос, почему выбор пал на Ленинград, сестра гордо отвечала: «Там сражался и погиб мой дедушка».

Самый старший сын – Николай Тимофеевич – пропал без вести в 1942 году. Ещё один – Григорий – умер одиннадцати дней от роду, Иван (в его честь назовут ещё одного сына) – в пять лет. Сказались тяжёлые военные годы. Однажды Люда услышала, как отец рассказывал про своё детство. Их называли детьми войны. В 41-м им было по 10-13 лет. Напуганные, голодные, они жили в землянке, где могли спрятаться от фашистов, которые сначала угощали пацанов шоколадом, а потом строчили из автоматов в воздух, чтобы напугать и без того перетрусивших мальцов. Ребята разбегались в разные стороны и долго не могли прийти в себя …