Вячеслав Григорюк - Штрихи и пунктиры

– Ага, то есть ты думаешь, что я вот взял и выдал тебе деньги, которых у меня нет?

– А когда это мы с вами успели перейти на «ты», Альберт Сергеевич? – улыбнулся Вова.

– Не важно! – рявкнул Пителин. – Решил меня шантажировать? Думаешь, я поведусь на это? Ошибаешься, милый мой! Иди ты отсюда, пока дело до греха не дошло.

– Альберт Сергеевич, вас здесь никто не стращает и не пугает. У меня тут, в папке, – Вова похлопал по ней, – лежат экземпляры договоров, в которых четко прописаны права и обязанности, обговорены суммы, которые получают авторы с продажи хотя бы одного экземпляра.

– Подотрись ты этими договорами! – крикнул Пителин. – Их нужно читать было до того, как подписал, а не перед нашим с тобой разговором. Эти бумажки не имеют никакой юридической силы!

Вова достал из кармана телефон. Включил запись. С каждой секундой разговора лицо Пителина становилось бледнее.

– Знаю, Альберт Сергеевич, что не ожидали вы такого, – Вова не договорил. Пителин соскочил с кресла и попытался выхватить телефон.

– Щенок! – кричал он. Лицо его раскраснелось – Убью гада!

Вова успел отскочить, опрокинув стул. Выбежал в коридор и столкнулся с молодой преподавательницей.

– ОЙ! – крикнула девушка. Вова машинально дернул ее за руку и выставил на пути у Альберта Сергеевича.

Пителин хотел ударить Вову в затылок, но попал в лоб девушке. Она упала. Лицо заведующего опять побледнело.

– Альбина, детка, – зашептал он. – Что ж ты так не вовремя-то? – девушка медленно приходила в себя. – Это все ты! Урод! Я тебя сгною! Уж поверь мне!

Вова лишь взглядом указал куда-то поверх Пителина. Тот обернулся и увидел в углу камеру.

– Гад! – шипел зафкаф.

– В суде встретимся, – Вова выбежал из института.

Пошел сразу в прокуратуру. Получил временный пропуск. Вова все рассказал, показал договора, диктофонную запись и назвал номер журнала со своей первой статьей. Написал заявление.

– Я надеюсь, что вы это дело не замнете, – сказал Вова.

– Не переживайте, это наша работа – таких влиятельных призывать к ответственности, – заверил его следователь.

Вова вернулся домой.

– Ты почему не берешь трубку?! – с порога закричала на него Маша.

– Разрядился, Мышонок, – ответил он. – Такое случилось, – и все рассказал.

Маша то краснела, то бледнела, а под конец рассказа уже наматывала круги по квартире. Переспрашивала некоторые моменты по несколько раз, ругалась на Пителина и на всю систему в целом.

– Меня тоже вызовут в суд, да? – спросила она.

– Вызовут, ты же жена моя.

– С адвокатом как будем вопрос решать? Денег лишних у нас нет.

– Причем тут адвокат? – удивился Вова. – Мы же не защищаемся. Даже если и понадобится, обратимся за помощью к государственному.

Помолчали.

– Вова, – сказала Маша, – ты как додумался до этого?

– Ты сподвигла, – признался он. – Решил, что надо действовать. Дошло, так сказать, что на мне ездят как на ишаке.

– А когда все закончится, чем займешься?

– Тем же – книги писать, только художественную литературу. Романы… К тому же, мне должны компенсацию выплатить. Еще же неизвестно, сколько он там наворовал.

Спустя три дня Вову вызвали для повторной дачи показаний. Он не стал их менять.

– Это хорошо, – сказал следователь. – Пителин Альберт Сергеевич сейчас находится под стражей, идет разбирательство. Тут уже уголовное дело пахнет. Понимаете? Капнули мы поглубже, и выяснилось, что он и с директором типографии в сговоре, и с ректором института. Там целая отлаженная сеть, которая уже функционирует давно. Показания вашей жены в суде пригодятся.

Вова кивнул.

У Маша показаний было немного. Она толком ничего не знала.

– Хорошо, – сказал лейтенант. – Передайте мужу, что ректор написал заявление по собственному желанию.

На второй неделе разбирательства нервозность упала, и Вова принялся писать детектив. Работал каждый день, часов по шесть. За день до слушанья он ее закончил.

Суд был не долгим. Доказательств и улик хватило. Два дорогих адвоката не спасли Пителина и его помощников.

– Суд постановил: Пителину Альберту Сергеевичу, заведующему кафедрой общей психологии, назначить наказание в виде пяти лет лишения свободы в колонии общего режима по статьям сто семьдесят один и триста двенадцать уголовного кодекса. Стрелкову Сергею Васильевичу, директору типографии, назначить наказание в виде трех лет лишения свободы в колонии общего режима по статье сто семьдесят один уголовного кодекса. Ректору института, Тонову Степану Андреевичу, назначить наказание в виде трех лет лишения свободы в колонии общего режима по статье триста одиннадцать уголовного кодекса. Килину Владимиру Александровичу выплатить денежную компенсацию в размере одного миллиона двухсот тридцати шести тысяч. Выплату взыскать со Стрелкова Сергея Васильевича. Подсудимых вывести из зала суда. Заседание окончено, – и, ударив молотком, судья удалился.

– Почему с меня? – возмущался Стрелков.

– А потому что, милый мой, – сказал Пителин, – что все деньги шли через кассу твоей типографии. Ты еще легко отделался.

– Не переживайте, – подскочили к ним адвокаты. – Мы вас обязательно вытащим. Это дело мы так не оставим, – и продолжал что-то еще им говорить, пока виновных вели обратно в камеры.

– Вова, а почему Пителину назначили наказание по двум статьям, а Стрелкову и Тонову по одной? – спросила Маша.

– Пителин дал взятку Тонову, чтобы тот закрыл глаза на его махинации. А со Стрелковым вел незаконную деятельность. Вот и все, Мышонок.

– А не много ли им дали?

– Нет, я бы больше залупил, честное слово. Все-таки адвокаты у них хорошие. Оно и не удивительно, столько денег имеют. Смогли себе позволить.

– Компенсация хорошая…

– Я думал, что будет около двух миллионов, – Вова поцеловал Машу в губы. – Это нужно отметить. Я приглашаю тебя в суши-бар.

– Давай-ка лучше дома, – облизнула губы Маша. – У меня на тебя отличные планы, – и слегка прикусила губу.

Двери автобуса шипят и сшибаются лбами. Коробка передач хрустит, и автобус скачком трогается. Остановка плавно удаляется. Я наблюдаю за прохожими в окно. Кто-то спешит, уставившись глазами в пол, другие вальяжно идут, рассматривая вывески и дома, третьи курят и чего-то ждут.

Я сижу в самом конце в углу. Рядышком со мной гнездится симпатичная брюнетка с таким откровенным вырезом, который напрочь убивает все мои попытки туда не смотреть. Третий размер. Мужская слабость и руководство по управлению. Ее ресницы длинные, возможно, специально наращенные. И бледно-розовая помада на губах. Милая черная кошечка.

Очередная остановка и вновь шипение дверей. Неужели нельзя взять и починить доводчик, чтоб убрать это раздражающий звук? Ждут, пока дверь отвалится?