Адита Сигорян - Всё помнят города

Кимаир не имел возражений, а если и имел, мне о них ничего не сказал. Немногословный и сдержанный он в корне отличался от того неспокойного шумного царства, каким его принято считать у людей. Может, первое впечатление и обманчиво, или это временный ступор, защитная реакция на внешний, ему незнакомый мир? Уж если такой город как Кимаир, известный свободой нравов, был потрясён, оказавшись здесь и сейчас, каким же будет потрясение града Сияна! Поразмыслив над этим, я счёл своим долгом как следует подготовить своих древних собратьев к этой непростой человеческой жизни, прежде чем отпускать их на поиски своего места в ней.

Вечер и добрая половина ночи, та, что до летней зари, понадобилась Ифелу и его седокам, чтобы добраться от Бора к берегам Светлояра. Кимаир не спешил и не подгонял своего скакуна, понимая, что на спине у того сидят двое, да и причин куда-то спешить он не находил, поэтому даже делал небольшие привалы. Всякий раз, заслышав шум речки или ручья, он останавливал Ифела и вёл его к воде, утолить жажду. Я, в свою очередь, старался вести Ифела подальше от трассы, по зарослям и лугам, пролескам и пересохшим от зноя болотцам. Тем более что речушки, встречавшиеся им на пути, обмелели настолько, что длинноногому скакуну было лишь в радость слегка освежиться в их водах. Да и путь по бездорожью получился короче, нежели по мостам, и намного приятнее, чем вдоль проезжей части. Сначала одна ночная заря, а затем другая, едва подпуская тьму, освещала кроны берёз, заросли клёна, ивняка и дрожащие ветви осинок. Птицы, казалось, не умолкали с зари до зари, и в пожелтевшей траве всю ночь звенел дружный зелёный оркестр. Ночь застыла где-то посередине неба, меж двух светящихся горизонтов, но самые яркие звёзды всё же виднелись в её владениях. Особая это была ночь для нас, городов России. Заскучавший в дороге Иван поглядел в небо и принялся рассказывать Кимаиру о созвездиях, планетах, и много о чём ещё.

– Как тонко Создатель вложил смысл во всё, чем украсил мир! – восхищался он. – Как учитель мелом выводит на классной доске теоремы, так и Господь расписал всё небо сюжетами Благой Вести для нас. Звёздами нарисовал на нём Деву, и ясли, и трёх волхвов, следующих за звездой в Вифлеем. Нарисовал там учеников Христа, и двух Рыб, которыми тот накормил людей, и Крест, и грот, заслонённый камнем, там обозначил. Не случайно Луна катится на одном ребре, будто отворяя вход в пещеру, прежде чем взойдёт Солнце. Всё в мире наполнено смыслом!

В пути я помогал Кимаиру понимать всё, что Крепцов говорит о небесных светилах. Чтобы ему было проще, я поменял понятие «теорема» на «чертёж». Уж, этот образ, знаком всем городам, пусть даже они из самой глубокой Древности.

– Батюшка Николай показывал мне эти созвездия, когда мы с ним вместе читали Евангелие перед сном, – продолжал Крепцов, – он говорил, что в миру, люди придают им другие значения. А я в детстве спрашивал, было ли небо таким со дня своего появления? Или звёзды выстроились в такие узоры только с грехопадением человека, когда и был обещан людям приход Спасителя? А может, эти созвездия появились, когда были низвержены ангелы, восставшие против Бога, и на Небесах опять воцарился мир? Ни батюшка с матушкой, ни учителя в духовном училище, не смогли мне на это ответить. А ты, как считаешь? Может быть, у тебя есть ответ?

Ответ, по всей видимости, у Кимаира как раз имелся. Но вот как его выстроить и донести собеседнику, он не знал. Его жители видели эти звёзды, и тоже собирали их в узоры на небе. Он мог описать, как выглядело звёздное небо над ним, но пока не умел.

– Оно было точно таким же? – догадался я по образам, возникшим у него в памяти. – Только ещё одно красное светило восходило в нём раньше Венеры, Луны и Солнца. Что это за звезда?

– Это Ран, младший брат Сина, – ответил тот. – Сын Шахара, бога утренней зари.

– Никогда не видел такого в небе, – признался я, дивясь на причудливое светило. – А Син – это луна?

– Луна.

Иван принялся рассказывать, как он учился на пономаря, как заболел ангиной перед экзаменом. Упомянул и о своих стариках, которых не навещал уже несколько лет.

– Мне совестно перед ними, – признался он мальчику. – Я им почти не писал, не звонил даже, всё не было времени, да и голова была забита другим. Не думалось о них как-то… Последний раз, вроде бы, позвонил батюшке Николаю на Пасху. Но, как бы тебе не соврать, не помню, в этом году, или в том. У меня так много переменилось за это время!

Крепцов выдержал паузу, после чего поинтересовался у Кимаира.

– А твоя семья в Судном? К кому ты едешь?

Услышав моё имя в вопросе, тот ментально обратился ко мне.

– Можешь сказать, что едешь к сестре, – подсказал я ему. – Думаю, Бирисса уже получила моё приглашение, и со дня на день откликнется на него.

Признаться, я ожидал, что Кимаир и Бирисса вместе прибудут ко мне из Вечности, как тандем городов, чьи имена не упоминают порознь. И причина, по которой Правна решила их разделить, для меня оставалась загадкой. Я воспроизвёл в сознании Кимаира произношение слова «сестра», чтобы он мог ответить Крепцову. Надо сказать, это было первое, что он произнёс за всё время пути.

– Тебе следует больше разговаривать со своим попутчиком, – посоветовал я Кимаиру, – так ты быстрее освоишь язык.

– Я пытался, но в нём нет никакого порядка, – ответил он. – Слова стоят как угодно и означают всё, что угодно, только не то, что люди имеют в виду.

– А на каком языке говорили твои жители? – поинтересовался я.

– На этом же, только правильном, – просветил меня Ким. – Это был удобный язык. Им пользовались все. Но сейчас, ещё попробуй, пойми, что сказали люди, которые всё перепутали! Если одно слово «мир» имеет у них три разных значения!

– Ты привыкнешь, – с умилением заверил я своего собрата.

– Как можно привыкнуть, если они всегда говорят по-разному? – недоумевал мальчик. – Сами своего языка настоящего толком не знают. Мне кажется, они сильно сломали его и теперь он похож на раздробленную глиняную табличку с текстом, который они, как умеют, так собирают. Вот только раствора для скрепления этих частей, у них больше нет.

Вдалеке показался берег овального озера и зеркальная водная гладь запестрила в лучах зари красками позолоченных облаков и предрассветного неба. Я направил Ифела прямо туда, но он, отчего-то, замешкал.

– Что это с ним? – недоумевал Крепцов, видя, что конь отказывается идти дальше. – Может, змея в траве? Или здесь топкое место?

Кимаир спешился и взял скакуна за узду, но тот принялся брыкаться, трясти головой и фыркать. Не находя этому объяснений, мальчик пошел вперед без него, не сломив даже сучка вместо трости. Ифел глухо заржал и последовал за ним, будто переживая за Кимаира. Иван Крепцов, по-прежнему сидевший в седле, вдруг приметил тропу под ногами мальчика. Довольно широкую, ведущую к озеру, и, по всей видимости, протоптанную лошадьми, дорогу, которую почему-то он не увидел сразу. Обернувшись назад, чтобы понять, как долго они ехали по этой тропе, Иван не поверил своим глазам. Позади них никакой тропы не было, и сколько бы Ифел ни продвигался вперёд, она всякий раз начиналась у него под ногами!