Николай Башев - Друг мой – Беркут_1

Наш дом считался средним по тем временам, как и огород с садом. Четыре стены, крыша, крытая рубероидом с дранкой, небольшое крылечко в две доски, просторная веранда, поделённая на три части: слева – большая кладовая, по центру – скромные сени, справа – холодная комната с венской ажурной кушеткой.

Входная дверь была сшита из толстенных кедровых досок. Слева от входа у стены стояла деревянная лавка, а на ней штук 6 оцинкованных вёдер с колодезной водой. За лавкой в самом углу – самодельный кухонный стол с кастрюлями. У стола – четыре облезлых голубых солдатских табуретки с прорезями в сиденьях.

Огромная печка с белым кирпичным обогревателем и чугунной плитой на две конфорки делила левую половину дома надвое. Рядом с печью всегда лежала груда поленьев, по метру длиной каждое. Морозы на Дальнем Востоке случаются знатные, до 52 градусов иной зимой.

Сразу за обогревателем располагался большой сундук с мамиными платьями, отрезами ткани, выкройками, нитками, лентами, кружевами, резинками и журналами мод от 1928 года на красивой жатой розовой бумаге.

На сундуке лежала мохнатая чёрная медвежья шкура. Вот на ней я и проводил студёные зимние ночи, пока не подрос. Там всегда было очень тепло. Горячий дым из печной топки проходил внутри обогревателя, хорошо нагревал его стенки и улетучивался через кирпичную трубу прямо в небо.

Родители спали на высоченной железной кровати с бронзовыми шарами на вычурных спинках. Братья спали на жёстких нарах, сколоченных из досок, в правой половине дома.

На центральной стене меж двух окон висел портрет генералиссимуса Иосифа Сталина в полный рост. Над ним чернела шляпа радиорепродуктора.

Под дощатым деревянным полом отец оборудовал подвал, где хранилась картошка и бочки с огурцами да помидорами. Моя мама топила печь рано утром и вечером. В большом чугуне обычно варилась крупная картошка, наша любимая еда. Бочка с квашеной капустой стояла в холодной кладовой. Над ней на стенах висели сырые окорока, которые мама делала для городского мясокомбината из покупного мяса. Нам редко удавалось попробовать их.

Целыми днями мама стояла у кухонной плиты или работала в огороде. Вечерами шила платья соседкам. Так и зарабатывала копеечку. На отцову зарплату в 470 рублей старыми деньгами нашей большой семье было бы не прожить.

Сестра с братьями по утрам уходили на занятия, потом помогали маме по хозяйству, то дрова рубили, то воду носили из дальнего колодца на Подгорной улице. Все были заняты делом, не до меня им было, плачь-не-плачь, проси-не-проси обратить на меня внимание. Так и рос я сам по себе. И ходить сам научился в 11 месяцев. Слез со своего сундука и потопал напиться к вёдрам с водой. Не просить же принести мне кружечку водицы у своего закадычного дружка – огромного сибирского кота Васьки, что делил со мной место на сундуке!

Быструшка.

Мой родной город, Бикин, стоит на берегу стремительной таёжной реки Бикин. Но там есть ещё одна речка, даже не речка, а небольшой ручеёк. В обычную погоду его ширина метра два, глубина сантиметров 20. Быстро бежит с ближайших гор прозрачнейшая речка по круглым камешкам, вот и прозвали её Быструшкой. Она делит город на две части и впадает в реку Бикин. От родительского дома до Быструшки по короткому пути идти километра два.

Как только мне стукнуло пять с половиной лет, полюбил бегать на Быструшку меленьких чебачков ловить и красивые камешки собирать. И добегался. Налетел в жаркий июльский полдень ураган. Хлынул стеной ливень. В один миг поднялась в Быструшке вода мне по пояс, сбила с ног и понесла в бурунах и водоворотах к большой реке, больно ударяя о камни.

Тут бы мне и каюк, да на моё счастье бежала домой мимо наша семнадцатилетняя соседка Оля Счастливая. Глазастая! Увидела в мутном потоке мелькание пяточек и бросилась в бурную речку. Подхватила, вынесла на берег и долго трясла вниз головой, выливая из лёгких лишнюю воду с песком и галькой, пока не задышал. Принесла к нашей калитке и кинула через забор прямо в мамкин подол.

– Тётка Мария! Не отпускайте Кольку одного на Быструшку, а то трусишки потеряет, – звонко рассмеялась моя первая любовь.

Зимний костёр.

Февраль 1959 года выдался очень ветреным и морозным. Просто так погулять на улице не получалось. За полчаса мы, пятилетние шкеты, превращались в сизые ледышки. И придумали с моим другом, Вовкой Сидоровым, построить снежную избушку у нас в огороде. Ножовкой пилили снег на блоки и из них складывали стены. Сверху уложили крест-накрест длинные палки, а на них навалили охапки сена, надерганные из большого стога, стоящего посередине огорода. Получилась отличная защита от ветра.

Теперь можно было поиграть с Вовкой подольше. Конечно, мы всё равно промерзали насквозь, особенно доставалось рукам. Вот тогда-то и пригодился коробок спичек, который я стащил на кухне. Негнущимися руками насобирали в пустом дровянике мелких щепочек и палочек, из которых выложили «колодцем» основу будущего костра в нашей избушке. Сверху набросали несколько небольших пучков сена. Вовка принялся чиркать спичками, но те ломались или сразу гасли. Тогда я забрал у него коробок. Сложил три спички вместе и резко чиркнул ими по тёмно-коричневой полоске. Обжигая онемевшие от холода пальцы, зажёг костерок.

Сначала робкий огонёк запрыгал по травинкам и щепочкам, а через минуту уже жаркий факел устремился вверх. Заполыхала крыша. Еле-еле успели с Вовкой выскочить из огненной западни и спрятаться за сараюшкой с козами. Выскочил отец. На его крики прибежали соседские мужики и сообща забросали снегом огонь…

Кино.

Мне шесть лет. Тёплое дальневосточное лето днём балует нас сладкими ягодами прямо с грядки, бесконечным купанием в бездонных озерах, задорными играми улица на улицу до полной победы.

А вечерами во дворе пожарной части вешают на стену белую простыню и крутят фильмы. Вход стоит пять копеек. Народу набирается полный двор. Взрослые приходят со своими табуретками и стульями.

Мамка иногда даёт нам пятачки, но обычно мы просачиваемся незаметно мимо контролёра. Если проскочить не удаётся, то собираемся ватагой дружной и бежим в гарнизон, где для солдат тоже крутят фильмы на открытой площадке с деревянными низенькими скамейками и большим белым экраном.

Строгие часовые по углам длинного высокого забора гоняют нас, но мы, как муравьи, всегда находим щёлочку и пробираемся к заветной цели.

Пекарня.

Я очень люблю сам печь домашний хлеб. Как это здорово и вкусно! Лет двадцать уже радую себя, семью и соседей. Однако, каждый раз, сам не знаю почему, хлеб получается разный. Делаю всё строго по своему же собственному рецепту. Загадка!