Сергей ПРОКОПЬЕВ - Икона для президента

Моя героиня, матушка Анастасия, из монахинь, которые несут послушание в миру. Легче это или сложнее, чем в стенах обители, не мне судить, однако есть мнение, монах, живя в миру, должен обладать особой силой духа.

Я как человек с техническим образованием – приверженец цифр. Они убеждают конкретностью, наглядностью, их достоверность физически ощутима. Матушка за свою жизнь построила шесть церквей. Сейчас строит седьмую. Пусть это не величественные храмы, внутреннее пространство которых поражает объемами, вмещающими в себя сотни и сотни прихожан, матушка создавала домовые церкви. Да только дом Божий, даже будь он хоть совсем крохотным, остается таковым. Здесь служится литургия, здесь совершаются церковные таинства… Прихожане всех ее церквей – дети, большинство – детдомовцы. Матушка учила их складывать пальцы для крестного знамения, готовила к первой исповеди, первому причастию, была тем человеком, который заронил в души семена православия. Они могут прорасти сразу или через много-много лет. Сколько моих знакомых вспоминают своих бабушек, которые в дошкольном детстве рассказали им о Боге. Долгие атеистические годы эти слова лежали под спудом, да не забылись, в один момент стали живой связывающей, путеводной нитью.

Нижеследующее повествование – не история строительства матушкой церквей. Нет. Это рассказ о человеке, с непростым путем к Православию, о его жизни (со многими скорбями и взлетами) после принятия сердцем Благой Вести.

Сегодня матушкина келья находится в таежном селе, далеком от суеты губернского города. Стена векового соснового бора закрывает село с одной стороны, параллельно ей течет речушка. Два года назад наметил владыка устроить на этом чудном месте женскую обитель и благословил матушку Анастасию на переезд. Создание общины – дело не быстрое, могут уйти годы. Владыка решил положить начало обители укоренением в селе матушки. Говоря мирскими понятиями – разведка действием. Матушка своим присутствием, своей энергией будет закладывать основы отношений сельчан к будущему монастырю. Владыка знает: сложа руки она сидеть не будет, в селе детский дом, значит, есть, куда приложить силы и душу.

Матушкина келья – веселенький снаружи, светлый внутри домик. Приехав к ней в гости, понял, что живу сельскими категориями шестидесятых-семидесятых годов прошлого века. Переступив порог сеней, сразу окунулся в деревенские запахи детства, так вкусно пахнет в прогретых солнцем сенях рубленого дома, но сразу бросилось в глаза – традиционной бочки с водой в сенцах (или фляги) у матушки нет. Объяснение простое – водопровод. Как хорошо! Более того – есть горячая вода, матушка поставила электрический бойлер. Для меня это и вовсе поразительно – горячая вода в таком вот деревенском доме.

– Жить можно, – улыбается матушка на мои восклицания. – Излишества ни к чему, но люблю уют.

Спрашиваю про печку, судя по ее виду – недавно переложена.

– От прежних хозяев неудачная досталась, – объясняет матушка, – первую зиму промучилась и решила: нет. Нашла печника…

Во дворе построила гостевой домик. Небольшой, но капитальный, не летний вариант, с печью, можно принимать гостей в любые морозы. В дальнем углу двора красуется новенькая баня.

– Предлагаю владыке купить соседний дом, тогда можно строить скит обители.

Последняя матушкина стройка тоже была за чертой города, в южном районе. Там матушка организовала детский православный центр. Дети одного из городских детдомов ездили туда на каникулы, на выходные. Воспитатели рассказывали, как приезжала группа детей, человек двадцать, матушка обязательно выходила к автобусу… Стоит она – женщина крупная, высокая, – а из автобуса с криками: «Матушка! Матушка!», – высыпает ватага мальчишек и девчонок… Кажется, не устоять матушке – снесут волной радости, счастья! Собьют с ног… Обступят, облепят, каждый норовит поскорее коснуться матушки. Обнимают, целуют…

Матушка грустит по тем временам.

– В детдоме они могли почувствовать православную атмосферу урывками: на занятиях воскресной школы, на службе в церкви, в кружках, что мы вели… В сумме не так уж много…Ко мне летом приезжали на три-четыре недели… Молились, работали на огороде, пели – церковные и русские песни, – купались, ходили крестным ходом…Получалось деревенское каникулярно-веселое лето православной семьи…

Надо признаться, затянул автор с вступлением – получилось оно чересчур длинным, пора переходить к повествованию. Построил его на рассказах от первого лица. Так что передаю слово героине – матушке Анастасии.

Родила я второго ребенка, и обозначились вены на ногах, после третьего – варикоз проявился по-настоящему. В детстве-юности была в семье и за девку, и за парня: по воду с ведрами на колодец бегала, мешки с картошкой в подпол с огорода таскала… С годами это вылезло наружу. Одно время ноги совсем разболелись, пожаловалась в разговоре соседке Галине. Та обрадовано вскинулась:

– Буквально вчера услышала про дедушку-лекаря по таким болезням.

Принесла листок с телефоном. Дедушка, звали его Михаил Евгеньевич, с готовностью вызвался:

– Не беспокойтесь, я сам приеду.

Метод у лекаря-целителя эксклюзивный. Осмотрел мои многострадальные ноги, похмыкал себе под нос, открыл портфельчик с мединструментами и начал лечение с использованием огня. Приспособлением, похожим на печать, надавил на вену, где узел образовался, кожу прорезал, затем положил на это место кусочек бумажки и поджег. Баночкой накрыл, и густая кровь начала на бумажку вытягиваться… Прямо скажем – пламенная процедура…

Как лекарь дедушка ничего не помог, все равно операцию пришлось делать, зато миссионером оказался успешным. С первого визита заговорил об Иисусе Христе. Слушала его, не мигая. К тому времени прошла оккультистов, экстрасенсов, к рериховцам заглядывала – ух, какая гордыня у них … На своей шкуре поняла: не мое… Михаил Евгеньевич, завершив первый сеанс лечения, пригласил на собрание. Был он баптистом. Для меня, в христианстве в ту пору совсем тёмной, понятие «баптист» звучало не просто нарицательно – ругательно. Михаил Евгеньевич, как чувствовал, баптистом себя не назвал. Пошли мы с соседкой на их собрание. Потом пресвитер признается: с первого взгляда определил: я останусь, а Галина – нет.

Это сейчас они построили отличный особняк, а тогда под молитвенный дом был переделан частный: большая комната, деревенские скамьи. Вышел пресвитер, начал говорить, а у меня из глаз слезы как хлынут. У баптистов проповеди зачастую на эмоциях, с чувством, со слезой… Меня сразу прошибло.