Наталия Алексеева - Сестренка в собственность, или Виновато фото

Хлебом ее не корми, дай поорать. Мне так и представляется, как, накричавшись досыта, она выходит из школы после рабочего дня и ни слова не произносит – копит силы. И папка у нее есть специальная. «Поводы для крика» называется.

– Обращаюсь к учителям и ученикам нашей школы! – басила она. – Чрезвычайное происшествие! Сегодня поступила информация о том, что пропали две ученицы десятого «б» класса нашей школы: Сергеенкова Дарья и Ковальчук Марина. Сейчас девочки находятся в розыске. Убедительная просьба: всех, кто что-либо знает об их местонахождении, оказать содействие полиции. И, дорогие дети, – голос приобрел непривычную слащавость: – Соблюдайте осторожность, не вступайте в разговоры с незнакомцами.

Громкоговоритель зашипел и отключился.

– Что за девки? Знаешь их? – обратилась я к Таське: подруга моя всегда в курсе событий.

– Ага, – Таська торопливо вытаскивала тетрадки из сумки, – это две готоподобные курицы. У одной ноздря проколота, другая черные круги вокруг глаз малюет.

Я смутно припомнила тех девчонок. Таська швырнула учебник на стол, застегнула сумку и мотнула головой назад, где сидел Вербицкий:

– Во, такому самые подружки!

Непроизвольно мой взгляд скользнул за ее кивком и столкнулся со взглядом Макса. Отчего-то мне стало неловко. Я почувствовала, как щеки заливает краска, и быстро отвернулась. Неприлично говорить про человека гадости, особенно если он сидит у тебя за спиной и все слышит.

Но Таська уже оседлала своего любимого конька, придвинулась ко мне и жарко зашептала на ухо.

– Я как-то слышала, родаки между собой болтали, что папаша его теперь большая шишка в ФСБ. Так что, если этот решит кого-нибудь на тот свет отправить, то ему точно ничего не будет! – Таська захихикала. – С такого станется!

– Почему ты так думаешь?

– А ты что, не помнишь, как он Кисличенко уделал? – Таська вытаращила глаза: – И папаша его отмазал?

Я кивнула: то была давняя неприятная история.

– Но, по-моему, с тех пор ни с кем конфликтов у него и не было, – вяло возразила я.

– Да? – Таська даже повысила голос, и мне пришлось ткнуть ее в бок. – А то, что он с фингалами на морде ходит, тебя не смущает? – Ее злорадный шепот так и сочился ехидством.

– Ну мало ли, – я пожала плечами, – всякое бывает.

– Бывает, – согласилась Таська. – Может быть, сам папаша его и лупит. Я не удивлюсь.

– Да с чего ты взяла? – Мне уже стало как-то неприятно: зачем придумывать про человека неизвестно что, непонятно на каком основании?

– Да с того, что его даже родная мать бросила!

– Таська! – Теперь уже она одернула меня, чтоб я не возмущалась вслух. – Что ты такое говоришь?

– Говорю, что слышала! А ты со своими танцами вообще не замечаешь, что у тебя под носом делается! – отрезала она, насупилась и переключила свое внимание на доску, на которой уже была начерчена таблица внушительных размеров.

А я, впечатленная ее словами, снова обернулась. Но Вербицкий этого не заметил. Он сидел, склонившись над партой, и сосредоточенно записывал в тетрадь формулы.

Уроки закончились, и мы спустились вниз. Там, снимая свой плащ с вешалки, я была вынуждена наблюдать сквозь прутья решетки, отделяющие гардероб от основного холла, душераздирающую картину. Егор Кисличенко, безучастно подпирающий одну из колонн, вдруг встрепенулся, выдернул таблетки наушников из ушей и подался навстречу спускавшейся по лестнице Японке. И рука об руку, мило улыбаясь, они покинули школу.

Я сделала вид, что мне на них фиолетово, но рукава плаща предательски путались и раздражали меня. Психанув, я перекинула его через ремень сумки.

– Пойти с тобой? – Таськины кошачьи глаза выражали сочувствие, смешанное с любопытством: интересно же понаблюдать, как я отреагирую на подобное предательство!

Я покачала головой. Не хочу жалости, пусть даже и от лучшей подруги.

– Тогда я побежала, – обрадовалась она, – мне еще деньги за билеты надо завезти одному человечку. – Она чмокнула воздух и растворилась.

А я побрела по березовой аллее, цепляя носками туфель желтые листья. Из уличного кафе доносился запах шашлыка, напоминая о лете, но прохладный ветерок не позволял забыть, что уже наступила осень.

– Лерка!

Я оглянулась. Меня настигал Макс Вербицкий. В черной толстовке, которая заменяла ему школьную форму, черных брюках с карманами на коленях и тяжелых черных кроссовках. После всего, что мне наговорила Таська, я смотрела на него каким-то другим взглядом. И внезапно он показался мне Лунным медведем. Такое название гималайского медведя, черного, с белым треугольником на груди, запало мне в душу неожиданно, но показалось чрезвычайно красивым.

В прошлом году я сильно простудилась и провалялась дома дней десять, не меньше. И когда я уже почти выздоровела, как назло отключили Интернет. Это было ужасно – ни тебе в соцсетях посидеть, ни киношку посмотреть. Маясь от безделья, я наткнулась на мамину свежекупленную книгу. Она пахла типографской краской и издала довольное похрустывание, когда я впервые открыла ее. Я начала читать и неожиданно увлеклась. Это была этакая смесь мистики, психоанализа и сказок.

И вот в одной сказке я прочла о лунном медведе, которого приручала маленькая японская женщина. Непросто далось ей доверие свирепого зверя, но ее настойчивость и желание оказались сильнее.

Макс как раз и показался мне лунным медведем. Таким же большим, мрачным и опасным. Из школьной программы и научно-популярных телепередач я усвоила, что медведь – животное непредсказуемое и свирепое. Точь-в-точь репутация Вербицкого. И внешность у него соответствующая. Для полного совпадения не хватало только белого треугольника на груди.

Странно, что до меня никто не заметил сходства, и Макс не носит кличку Гризли, или Гималайский, или что-нибудь подобное. Хотя окрестить его в нашей школе вряд ли кто осмелится. Гор однажды попытался, так теперь они друг друга пятый год обходят стороной. Во избежание.

В шестом классе – Вербицкий тогда только поступил к нам – Егор имел неосторожность обозвать его шепелявым – Макс чуть присвистывает на шипящих. И хотя Макс был на голову меньше Кисличенко, разнять их смогли только с помощью Остапчука и нашего дворника. Вербицкий, как разъяренный бультерьер, вцепился в своего противника, и даже выбитый зуб не отменил его тактику. Весь класс, помню, ходил смотреть на место происшествия, пока уборщица в спешном порядке не замыла кровавые плевки на полу.

Егор недели три с сотрясением мозга в больнице пролежал, а дело Вербицкого отец приходил улаживать. Говорили, что он фээсбэшник со связями, поэтому Максу все сошло с рук.

Но Гор на этом не успокоился. Вместе с группой поддержки, а это не меньше половины класса, он подкараулил Вербицкого за школой. Жаждал мести и удовлетворения. Рассказывали, что Вербицкий даже не стал дожидаться условий поединка. В его руке мгновенно нарисовался выкидной нож. Хотя некоторые утверждали, что это была заточка или что-то подобное. В общем, схватка не состоялась – Кисличенко капитулировал под предлогом невменяемости противника.