Александр Травников - Все вперемешку. Или Магазин ненужных вещей

В жизни Феди, по существу, ничего не изменилось. Разве только друзей стало поменьше. Хотя, если всего не рассказать, непонятно будет. У Феди действительно всё хорошо. Вот только мочиться он ходит в квартире сестры в угол, и мочится исключительно на телевизор. Не знаю, правда ли это. Однако справка такая от психиатра точно есть. Болен он, оказывается, на голову.

Окружающие и друзья даже не догадывались. То, что должен был Федя не друзьям, а компаньонам, то есть не мелким жуликам, а серьёзным дядям, так что теперь с него возьмёшь? Нет ничего теперь у Феди, кроме справки.

Вот такая адвокатская история вам на заметку. Мафия в печали. Обманул их Федя. Одно слово – семья.

Антон Павлович Чехов тоже когда-то писал коротко и содержательно. Когда ему стали платить за каждую строчку ввиду их очевидной нетленности, всё изменилось в лучшую сторону. Правда, сам Антон Павлович так и довольствовался одной комнаткой, служившей ему и кабинетом, и спальней, и столовой, чтобы от строчек не отвлекаться. Зато, где еще окно можно было открыть и подышать таким свежим воздухом, как не в Крыму.

А огромное поместье было в распоряжении его близких, пока не революция и не его переход в разряд музейных ценностей, которые, как известно, всегда принадлежат государству.

Нечто подобное, о чём я собираюсь рассказать, только пока кратко, есть и у Антона Павловича Чехова. Только у него другие времена, другие нравы и другие перспективы героев. Однако суть одна и та же.

Притащила в гости свою подругу одна моя знакомая из числа известных журналистов. Лет за пятьдесят. Но всё так же на выданье. Она, конечно, всех утомила своими разговорами и истинами. Но не о том речь.

Увидала гостья-девушка в гостиной пианино. Хорошее такое пианино. Немецкое. Старое. Коричневое. Без пыли, но последний раз настроенное лет пять назад.

– Сыграю? – спрашивает гостья.

– Сыграй, – говорю.

Попробовала. Вроде бы как умела, но пианино старое.

– Клавиши не такие.

– Чего не такие?

Тут зам главного в прессе подсказывает:

– А ты вон то произведение сыграй!

– Какое, то? – разворачивается к ней всем корпусом подруга.

– Ну, которое ты у меня играла. Дома у меня? Помнишь?

– А-а-а, – отвечает та, радуясь подсказке. И как вдарит по клавишам!

Полминуты грохот стоял.

– Ну и так далее, – остановила свою игру гостья на начале симфонии. – Я, – говорит, – эту мелодию в одиннадцать лет написала.

Я из вежливости промолчал. Не слетело у меня с языка: а что дальше-то на сочинительском поприще? Правильно сделал, наверное, что промолчал. Так как гостья увидала на столике хрустальную вазу в серебре с конфетами и спросила радостно:

– Я возьму?

– Возьми, – говорю.

Гостья сумку раскрывает и всё содержимое вазы вместе с крымскими шишками для красоты в нее одним махом высыпает.

– Мы пойдем? – закрывая сумку, спрашивает.

– Идите, – отвечаю я и крышку «Рёниша» за «юной» композиторшей весом в сто двадцать килограммов закрываю.

– Мы ещё зайдём? – спрашивают на пороге.

– Заходите, – отвечаю. – Только позвоните заранее.

Сам грешным делом думаю: вот, блин, в магазин за конфетами надо сходить. Люди придут, а к кофе и подать нечего.

И мысль меня почему-то к Чехову отправила. У человека в одиннадцать лет талант проявился. И? Куда талант делся? Или не было никакого таланта? Может, я что-то путаю? Спросите: при чём тут Таганрог? Да при том. Чехов-то родился в Таганроге? В Таганроге. Так вот, есть слухи, что Антон Павлович на самом деле царских кровей.

Хотя это отдельная история, но вот Владимир Набоков-то точно по крови из императорских. Ну, так про него некоторые информированные люди считают. Я с ними согласен. Иначе откуда таланту-то взяться в Таганроге? Про колхоз «Путь Ильича» я и вовсе молчу.

Вроде как требования становятся всё умереннее и умереннее. Вниз идут хотелки-требования. Но это только так кажется. На самом деле идёт повышение градуса. Аферисты на доверии, они такие. Хоть клок шерсти. Вдруг прокатит?

Завтра банкет на шестнадцать человек. Кафе закрывается. Музыкант. Шашлык. Обязательно чача. Меню. Считаем. Наташа сразу обрадовалась. Первый день работы администратором, и такой клиент.

– Я – Елизавета Борисовна. Меня тут все знают. Новенькая? Меня и бандиты знают. И администрация. Я в прокуратуре работала. Сейчас мотаюсь: Италия, Испания, Финляндия. У меня денег полно.

Наташа и слова не могла вставить.

– Кто у тебя хозяин? Посчитала? Сколько? Отлично. Завтра утром мне деньги переведут, и я из банка сразу к тебе. Аванс привезу.

Наступило утро. Ровно 9:00. Никого нет. Надо на закуп. Борисовна обещала аванс на закуп. В 10:00 звонок:

– Я ещё в банке. Вы на закуп съездили? Вы мне банкет не сорвите. У меня веский повод. Я послезавтра в Италию уезжаю. Проставиться надо.

– Нет! – отвечает Наташа. – Жду аванса.

– Да всё будет нормально. Сейчас приеду, – уверенно заявила Борисовна.

И через пятнадцать минут действительно вышла из такси.

– Ну что вы меня подводите? Я серьёзных людей пригласила.

– Мы готовы! – стала волноваться Наташа за судьбу банкета. – Успеем. Аванс привезли?

– Да что ты заладила! Меня все знают.

– А деньги?

– Будут деньги. Пока не перевели. Банк подводит. Но ты не переживай. Давай тебе валютный̆ счёт откроем?

– Зачем?

– Так недорого. Вот тебе и аванс будет.

– Нет. Мне хозяин не разрешил. И муж против.

– Звони хозяину. Он меня знает. Звони.

Полчаса прошло в монологе Борисовны. В сухом остатке:

– Вот смотри: мой паспорт. Мне завтра в Милан лететь. Дай десять тысяч. Я отдам.

– Нет в кассе десяти тысяч.

– Ну две-то есть? Вон клиентов сколько.

– Не могу. Поставщики сейчас приедут.

– Ну, погоди. Не будет тебе банкета! Я пойду в другое кафе. Пусть они заработают.

Вечером в последнюю неделю августа и лета, когда уже давно темно, но жара только собиралась спадать, в парке гулял народ и гремела музыка. Уже перед самым закрытием появилась изрядно начаченная Борисовна со-товарищи, начаченными ещё больше, до штормового состояния. Зажигательная музыка собирала теперь весь парк, так как другие заведения уже закрывались.

Слово за слово – музыкант зашивался в заказах. В конечном итоге именно музыкант получил в глаз вначале от Борисовны, а потом и от группы её начаченного сопровождения. Насилу Борисовну пэпээсники утихомирили. Теперь суд. Музыкант не простил фингала под глазом и лишения летнего заработка в силу временной потери трудоспособности и товарного вида.

Борисовна и в самом деле оказалась известной личностью в узких кругах. Но стареет. Утратила навык. Зато ранее на доверии сколько денег ей понадавали добрые люди авансом! И за прописку, и за дешёвую квартиру, и за кредит в банке. Всё! Пришли другие времена. Недоверчивые нынче люди. А сколько банкетов на халяву она понаорганизовывала по всему побережью Чёрного моря? Теперь уже и не подсчитать. Отгуляют – и в темноту летней ночи. Как только народ верил, что всё закончится хорошо?