Олег Моисеенко - Праздник Победы

Николай складывал в копну отаву. Ему нравилось работать с травами, сеном, он любил такую работу. Сегодня все получалось как-то торжественно и радостно. С утра рассеялись тучи, выглянуло солнце, стало тепло, зайдешь в тень за копну или в кустарник, где сгребал валки, и сразу свежо – осень. Стал думать, как привезти это сено и где его сложить. Он уже знал, что скоро принесут повестку из военкомата и отправят на фронт. Знал и ожидал со дня на день, и торопился сделать как можно больше дел, где нужны мужские руки. Три сестры уже взрослые, но что они без мужских рук? У старшей своих забот и дети, муж ее Федор уже воюет, вестей от него нет. Вспомнился отец. В прошлом году в этом месте они с ним тоже косили и складывали здесь первый укос и отаву. Тогда вывезли все сено по погоде, а потом довезли, когда легла санная дорога. Где отец и что с ним? Как ушел с первых дней на фронт, пришло только одно письмо из Чаус, что где-то в Белоруссии. Николай видел, как переживает мать и мучается, что от отца нет вестей. А сейчас еще больше замкнулась в себя, чувствует, что придет повестка и ему. Николай был ее любимым сыном. Всех она любила и за всех переживала и горевала, когда кто-то занемог или приболел. Любила она своих детей и гордилась ими. А гордиться было чем. Николая она любила как-то по-особому и невидимо, как ей казалось, выделяла его среди других своих детей. Иногда сердилась на себя за это. Но что поделаешь, наступает минутка, и она незаметно для себя то посидит рядом с ним, то чашку пододвинет с теплым, только что процеженным молоком. И много таких незаметных мелочей и знаков делала для Николая. Вот набирала воду в озере, и брызнула вода ей на ноги, а не зря брызнула. Примета такая – значит, будет весть или еще хуже – уйдет кто-то далеко-далеко. Подняла ведра и поняла, что сегодня будет повестка ее сыну. Поэтому и шла по тропинке медленно, с тревожным чувством. Остановилась, поставила ведра на землю и присела. Давно еще прабабушка много раз говорила ей, что возле озера и когда воду несешь, не нужны худые и тревожные мысли. Принесешь их домой, и останутся они с водой, и будут жить, и могут осуществить печаль. Только куда эту воду девать? Выливать нельзя – еще хуже будет. «Возьму печаль эту себе, – решила Арина, – сколько сил есть, буду ее нести». Стало легче дышать и легче идти. Навстречу шла соседка набрать воды, поравнявшись, проговорила:

– Моему Роману и Коле твоему повестки принесли, завтра они должны на призывном пункте быть.

Пошла, сгорбившись, медленно вниз, к озеру. «Разговаривать с озером будет», – подумала Арина. Ох, сколько же беды и горя эта война принесла! Весной прошлого года вода в озере стала темной и холодной, бабка Анастасия, придя от озера, говорила: «К тяжелой беде это. Будет тяжело всем, и слезы будут, и холод будет, и скоро это наступит». Только бабки Анастасии не стало, похоронили ее в конце весны. «Много горя будет», – только и сказала, и не стало ее. Вот и пришли беда и горе.

Николай уже был дома и встретил мать у калитки, забрал ведра и мог только сказать: «Не горюй, мама, скоро вернусь назад домой и писать тебе буду». Арина остановилась, прижала к себе голову сына и залилась слезами, плакала тихо, а слезы текли и текли. Было чувство беды и предчувствие – вернется. Сердце разрывалось, хотелось закричать громко-громко: «Зачем эта война?! Куда он от меня?!» Пытался тот крик вырываться наружу, но что-то сдерживало и говорило: «Не надо». К ней все слова и слезы пришли и ушли, когда она поднималась по тропинке.

– Храни тебя, сынок, Господь… – Она притихла, положив голову на грудь сыну. Так и стояли они несколько минут, спокойные и счастливые.

Мать провожала Николая до калитки, дальше сил идти не было. Николай обнял мать, потом стал перед ней во весь рост и произнес:

– Мама, не я первый и не я последний, такая доля нам выпала, тебя, мама, не посрамлю.

Сглотнул появившуюся горечь во рту и пошел широким шагом, не оглядываясь, к телегам, где собрались другие призывники. Не было песен, не было звуков гармошки, не было и громких слез, как при отправке первых односельчан на фронт.

Закрутилось, завертелось все вокруг Николая, началась новая ему, неизвестная жизнь. Он неким чутьем понимал, что чем быстрее он войдет в эту новую жизнь, тем будет проще для него самого и всех, кто его окружал. Он старался делать порученное ему не спеша, обстоятельно. Не пытался втереться в доверие к командирам, но слушался и выполнял поручения быстро и аккуратно. Их стали обучать военному делу, занятия шли непрерывно, только обед – и снова занятия, а потом наряд. Спать приходилось мало. На политбеседах узнавали о невеселых делах на фронтах. Наши отступали, немцы были недалеко от Москвы. Ближе к концу ноября, поздно вечером, поступила команда приготовиться к отправке, к утру все должны быть обмундированы и экипированы по-зимнему. Ночью подгоняли теплую одежду, тулупы, валенки, нательное белье. Все понимали, повезут под Москву, там стояли лютые морозы. Николай помогал старшине роты с обмундированием, и между ними завязались простые отношения. Старшина – кадровый военный, сразу обратил внимание на спокойного и расторопного красноармейца, поэтому доверял дела с получением и обмундированием роты Николаю.

Все крутилось в вихре, и через два дня они уже выгружались на полуразрушенной станции. Вот она, война. На станции выгружался полк с вооружением и техникой. Мороз бодрил, пошел снег, а после полудня начало мести. Их зимнее обмундирование спасало и от мороза, и от ветра. Так Николай стал пехотинцем, вооруженным винтовкой, почти фронтовиком. Их все время торопили, и после ужина сухим пайком в теплушке они больше еще ничего не ели. Николай положил себе несколько сухарей и сейчас их грыз, сидя в кузове машины. Их везли к фронту, уже отчетливо слышались разрывы снарядов, стрельба. Возле небольшой деревушки батальон выгрузили, и дальше поротно они совершали марш, каждый по своему маршруту – к передовой. Когда шли, стало жарко, Николай расстегнул полушубок, по снежной дороге в валенках быстро не пойдешь. Темп их был невысокий, да и командир взвода, молодой лейтенант, не торопил. «Придем к месту, будут кормить и будут наркомовские», – такой разговор пошел по колонне взвода. Вдоль дороги начали появляться признаки леса. «Еще с километр – и там отдых и обед», – передал командир отделения. Движение ускорилось, хотя в ногах и во всем теле чувствовалась усталость, но Николай шел легко, как это было возможно в таких условиях. Дорога вошла в лес, стали более отчетливо слышны разрывы снарядов, где-то впереди строчил пулемет. Передовая была близко. Взвод свернул вправо от дороги в хвойный лес, шли по глубокому снегу. Ветви высоких стройных елей были усыпаны снегом, который от прикосновения к ветвям обдавал холодом и мокротой все лицо и норовил попасть за воротник. Вышли на небольшую поляну, где их поджидали трое бойцов в белых маскхалатах с автоматами. Николай услышал их разговор с командиром взвода, что впереди, метров через четыреста, передовая. Мы должны сменить тех, кто в окопах.