Владимир Власов - Олимпийские игры

– Посмотрим, сегодняшний день покажет, на что способен наш умник. Не опаздывай на завтрак.

После его ухода я подхожу к окну и тоже смотрю на море. Солнце уже поднялось над горизонтом и играет бликами на ослепительной водной дорожке. Впервые перед соревнованиями я не испытываю никакого волнения, напротив, несмотря на ворчливый тон Николая Саныча, меня охватывает радостное чувство нарождающегося дня и уверенность, что я сделаю все возможное, чтобы прийти к финишу первым. И еще я думаю, если бы у меня тренером была Татьяна Викторовна, то чемпионом мира я был бы уже на прошлых Олимпийских играх.

Некоторое время я пытаюсь сосредоточиться на чтении, но мне это не удается. Я выхожу в коридор. Недалеко от моего номера прямо на полу лежат четыре девушки-гимнастки с поднятыми вверх ногами. Среди них – черноокая медалистка. Татьяна Викторовна стоит рядом с ними в белом гостиничном халате и наблюдает за разминкой. Прижимаясь к стене, я прохожу мимо и здороваюсь со своей ночной матроной. Она кивает мне в ответ с улыбкой. Я ловлю на себе хлесткий, как бич, взгляд моей утренней черноокой спортсменки, лежащей на полу. Ее взгляд меня смущает. Я подхожу к лифту, нажимаю кнопку вызова и жду, не оборачиваясь. Когда лифт останавливается на моем этаже, я вхожу в него и смотрю, что делается за моей спиной. Мой взгляд опять натыкается на ее черные очи. Она сидит в позе лотоса, обхватив свою длинную правую ногу, поднятую вверх. Двери лифта закрываются, и я спускаюсь в холл. Отдав ключи от номера толстому дежурному греку, который приветствует меня своим неизменным: "Good morning", я выхожу из гостиницы.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, но сверкающая дорожка на море все еще остается. Я подхожу к воде. У моих ног плещутся волны Эгейского моря.

Задумчиво я смотрю на дорожку, ведущую к солнцу. Она похожа на дорогу на Олимп. "Ярче всех звезд солнце, и оно одно на небе сияет, затмевая собой все звезды. Так и чемпион мира единственный в своем роде. Могут быть сильные и достойные спортсмены, но только он один, чемпион, сияет средь них несравнимым блеском. И вряд ли кто-нибудь может сравниться с ним, ставшим среди них первым". Я бросаю камешек в убегающую дорожку света, и его всплеск теряется среди множества бликов неспокойной поверхности моря. "Сегодня мне нужно обязательно попасть на Олимп, и я это сделаю любой ценой", – решаю я про себя и быстро возвращаюсь в гостиницу.

В кафе вижу за столиком Андрея и направляюсь к нему. Он младше меня на год, но ведет себя так, как будто разница в возрасте между нами десять лет в его пользу. И все из-за того, что он считает меня умником и "мягкотелым интеллигентом". Он вырос в здоровой семье и пропитался насквозь этой настырной практичностью, которой так недостает мне. Таких, как я, не очень любят в спорте, потому что я вырос у интеллектуальных родителей, где сам уклад жизни был подчинен идее, и имел всегда неадекватную реакцию на реальные события текущей жизни. Он снисходительно кивает на мое приветствие и покровительственным тоном замечает:

– Почему ты опаздываешь? Через тридцать минут автобус повезет нас на трассу.

Николай Саныч пошел за тобой в номер. Он говорит, что эту ночь ты не ночевал в гостинице. Наверное, присмотрел какую-нибудь девочку в городе.

– С чего он это взял? – делаю я удивленное лицо.

– Заметил, что ты не разбирал своей постели.

– А я спал на постели прямо в трико, – придумываю я на ходу.

– Так крепко спал, что не слышал, как он к тебе стучал утром?

– Я был в ванне, шумела вода, ничего не слышал.

"Какое ему дело до всего этого, – с досадой думаю я про себя. – Никак он не может обойтись, чтобы не показать мне своего превосходства. Вот бы сегодня ему утереть нос, вырвав золотую медаль".

Пять лет подряд мы с Андреем вместе ездим на соревнования, и всегда он приходит к финишу раньше меня. Прошлый раз во Франции он пришел четвертым, еще бы немного и получил медь, мне же досталось только шестое место.

Молодая гречанка приносит мне на подносе завтрак, ставит его на стол, наливает в чашку кофе. Когда она отходит, Андрей, провожая ее загорелые ноги оценивающим взглядом, замечает:

– А девочки здесь ничего. Такую можно было бы и в номер пригласить на пару часиков.

Мне хочется сказать ему что-нибудь колкое, вывести его из равновесия, но я беру себя в руки и вместо этого спрашиваю заговорщицким тоном:

– Ты ничего не расскажешь Николаю Санычу?

Андрей смотрит на меня удивленно, и некоторое время не решается, что сказать, но любопытство берет над ним верх и он в конце концов божится, что ничего никому не расскажет.

– Насчет девочки ты прав, – заявляю я ему вдруг неожиданно для самого себя. – Познакомился вчера на пляже с одной гречанкой, ей нет еще семнадцати лет, ночь мы провели вместе. Я хотел вернуться раньше, но мне помешала гроза.

Он делает округленные глаза.

– Ты с ума сошел. И это перед соревнованием.

– Случай не ищет удобного момента, Уж очень симпатичная гречаночка подвернулась, не мог же я пройти мимо нее, отмахнуться от такого везения.

Вижу, как судорожно он пытается вспомнить вчерашний день, когда мы с ним вместе отдыхали на пляже. А сам думаю: "Это что же на меня нашло, как наваждение, неужели от чувства моей неполноценности перед ним я начинаю ему лапшу на уши вешать".

– Ты с ней познакомился, когда я ушел? – спрашивает он.

– Вот именно, минут через десять после тебя. Лежу я, и вдруг вижу, в метрах пяти от меня раздевается такая девочка, что глаз оторвать невозможно: ноги, руки, тело, ну, все прямо как у греческой богини, той, помнишь, что в музее видели. А лицо – настоящий образец классической женской красоты. Ну, думаю, полжизни бы отдал, чтобы с такой познакомиться. Но она гречанка, а мой английский, ты сам знаешь, какой у меня. Сижу я, приуныл. Вдруг вижу, она пытается намазать себе спину кремом от загара. Я, недолго думая, подхожу к ней и говорю: "Excuse me, mam, саn I help you?" Она мне отвечает: "Please, mister". Я натираю ей кремом спину, затем начинаю натирать мышцы на плечах. Она ложится на живот, я массажирую ей все: спину, руки, ноги…

В это время я замечаю, как гимнастки вместе с Татьяной Викторовной появляются в дверях кафе. Я умолкаю. Гречанка провожает их к столику недалеко от нашего.

– Ну что-дальше-то? – с нетерпением спрашивает меня Андрей.

Я вижу в его глазах искорки зависти.

– Потом доскажу, – отмахиваюсь я. Гимнастки усаживаются за стол напротив нас. Я наблюдаю за Татьяной Викторовной, но златокудрая Афина Паллада делает вид, что меня не замечает. Зато черноокая серебряная медалистка стреляет несколько раз по мне своим проникновенным взглядом. В дверях появляется недовольный Николай Саныч и направляется к нашему столику.