Ирина Горбачева - Воспитательница

Тут я очнулась от гневных сигналов водителей. И затор разошёлся, и дождь прошёл.

– Философ, тебе что, деньги не нужны? – подошёл к моей машине подросток.

– Крыша моя. Ладно, прощай, тёть. Заезжай, если тут будешь, я тебе быстро всю машину протру. По блату! Спасибо за деньги, правда, даешь много. Ну, заезжай, я отработаю.

Я еле доехала до первого разворота. Не знаю, как я долетела до дома. Как припарковала машину. Поднялась в квартиру. Сын, как всегда, сидел у компьютера.

– Сыночек, родненький мой. Прости меня! – стала я, плача, целовать его.

– Мам, ты чего? Что случилось? На работе? С папой опять поссорились?

– Нет, просто так, за тобой соскучилась, – немного пришла в себя я.

– Ещё бы, с утра не виделись! – сын обнял меня, – вот ты дурёха!

Галка

Часть 1

Каждый раз, в транспорте стараясь не терять самообладание и в конец не испортить себе на целый день настроение, Лена задумывалась над тем, на что уходит её жизнь. Вот, например, сколько часов, дней, лет, тратится на дорогу. Добираться на работу с другого района города, это целая проблема. Если бы просто сесть в транспорт и ехать, занимаясь при этом чем-то полезным: чтением, вязанием или прикурнуть, восполняя оторванные у сна часы. Так нет. Надо догнать этот транспорт, суметь в него протиснуться, сделать пересадку на другой, дождаться третьего, а там ещё минут двадцать ножками, по грязи или по снегу, в зависимости от погоды, которая тоже, ещё та штучка, со своими сюрпризами.

Не повезло Лене с месторасположением работы. Как ни старалась она, но получался, большой утомительный круг: автобус-метро-трамвай – ноги. Этот путь приходилось проделывать ей два раза в день ежедневно. Вот пять часов в день из жизни выкинуто. А если умножить эти подсчёты на нервы, потраченные на вынужденное общение с людьми, с которыми во внеслужебное время не только не общалась бы, но и обходила бы стороной, выходит такой кошмар, что заниматься подсчётами отпадает всякая охота.

У Лены падало настроение до нуля, когда ей выпадало дежурить с Галкой. Галка тоже нянечка, но у воспитателей также имеются дети. Они периодически болеют, тогда им с Галкой приходится совмещать обязанности воспитателя и естественно делать свои дела те, что положено делать нянечке. А дел у нянечек много. Но работа, есть работа. Не нравится, уходи. Ленке не нравилось, но уходить не было никакой возможности. Здоровье собственного ребёнка дороже всего.

Лену никто и никогда не считал конфликтной. Она никогда не приходила в новый коллектив, как говорят: на чужой огород со своими порядками. Ей легче было промолчать, но не обижать людей, высказывая своё мнение, сделать что-то самой, а не просить. Тем более она никогда не позволяла себе унизить кого-то, оскорбить. Но видеть и мириться, как кто-то унижает других, она не могла. В ней с детства находилась какая-то пружинка с обострённым концом к несправедливости к другим людям. Она многое могла простить в отношении себя, но когда на её глазах обижали или унижали других, то эта пружинка срывалась стрелой и больно вонзалась в обидчика.

Сейчас Лене легче, несмотря на то, что воспитательница на больничном. С Галкой они договорились работать через день по одному, чтобы не тратить полдня на дорогу. В группе двадцать восемь детей, но с ними легче. Дети любили Лену и слушались её, а это упрощает дело. Тяжело работать одной с таким количеством деток от трёх, четырёх лет. Но это легче, чем работа в группе с «ползунками». Сейчас такие группы исчезли. А раньше были и ползунковые, да и сады назывались комбинатами, потому, что дети находились в садике до пятницы. Бывало, и суббота была рабочей, так как комбинат был заводской. Завод работает сверхурочно, персонал тоже с одним выходным.

Когда Лену приняли на работу, то сначала её поставили третьей няней в ползунковую группу. Ничего не скажешь, работать с такими маленькими детишками, постоянно орущими очень тяжело. Но если работать. То, что увидела Лена в группе в свой первый рабочий день, вызвало у неё такой шквал эмоций, которые испугали заведующую садиком, и поэтому она перевела её в среднюю группу, заверив новую работницу, что няни будут наказаны, а все безобразия ликвидируются.

Ленка сначала не поняла, почему заведующая так испугалась её претензий. Но потом, догадалась. Просто в её трудовой книжке стояло три записи с предыдущих мест работы. И с бывшими Ленкиными товарищами по работе, эта в принципе неплохая женщина совсем не хотела бы иметь дело. Да и сюда Лена пришла с поддачи знакомой кадровички военного завода. После этого случая, новые сослуживицы первое время осторожно общались с Леной, но потом всё утихло, только заведующая чаще стала наведываться с внезапными проверками в группы. И группу, где работала Лена, она не забывала.

Сегодня Лена спешила во вторую смену. В детском саду очередной карантин. Работать, конечно, легче, осталось всего половина группы здоровых пока детишек. В пересмену их трое: две нянечки и один воспитатель. Вторая воспитательница на очередном больничном. Но встреча с Галкой настроения не прибавляло.

– В чёрном, чёрном лесу стоит чёрный, чёрный дом, – глаза закрывай, кому сказала! – в чёрном, чёрном доме стоит чёрный, чёрный стол. На чёрном, чёрном столе стоит чёрный, чёрный гроб, – услышала вся красная и взмокшая от спешки Лена, вбежав в свою группу.

– Опять Галка детей пугает, – подумала она, быстро натягивая на себя белый халат. Лена вбежала в спальную комнату, чтобы не дать няньке Галке, как называют её дети, рассказать до конца страшную сказку.

– Всё опаздываешь? – переключилась Галка на Лену.

– Прости, трамвай, зараза. Ждёшь его три часа, потом едет столько же.

– Валя уже ушла, когда детей мало, мы во вторую смену работаем по одному. Посуду сама вымоешь. Кастрюли я отнесла, чтобы кухня не ругалась. Да, завтра мы с тобой с утра вдвоём, конечно, если мой Толик не заболеет, а то одна будешь, у Вали ребёнок заболел. Всё аривидерчи.

Закрыв за Галей двери, Лена вошла в спальную комнату. В детском саду вечный карантин. Вот и сейчас, весна ещё не успела по-настоящему войти в город, как дети один за другим стали заболевать. В группе осталось пятнадцать из двадцати восьми детей. Ещё бы! Фрамуги на больших окнах, как всегда открыты, дети, съёжились от холода. Кто-то с головой накрыл себя одеялом.

– Господи, что же она творит? Сколько ей можно говорить, – Ленка чертыхаясь, стала закрывать окна.

– А нянька Галка опять Виталика в туалете раздетого держала, – тихо сказала девочка, высунув симпатичную мордашку из-под одеяла.

– Она его ещё веником бьёт, – добавила другая.

Дети зашевелились в своих кроватках, понятно было, что они не спали, ждали, когда уйдёт ненавистная им нянька.