Екатерина Козина - За стеной серого мира

– Сейчас ты переезжаешь на третий этаж в седьмую комнату. Ты переоденешься в свое обычное платье, а это вернешь мисс Олин, чтобы через год она отдала его другой девочке, которой платье будет впору.

– А я, мадам? Я смогу в следующем году вновь пройти отбор? – Рита бы никогда не заговорила без разрешения, но этот вопрос съедал ее всю дорогу, и больше терпеть девочка не могла.

– Тебе голоса никто не давал. Сейчас ты одна из тех, кого презирают. Ты отверженная, не выбранная. Я вижу, как ты жаждешь услышать ответа, Рита, но получишь его только в конце. Тогда, когда я и собиралась тебе рассказать. Учись терпению и смирению. Они пригодятся тебе в будущем.

Рита сжала руки в кулачки, но глаз не подняла. В кабинете было холодно, хотя на улице светило солнце, пробиваясь через слои туч. Это был редкий день, когда лучам удалось пробраться сквозь серую завесу смога над этим районом города.

И почему-то именно этот день оказался таким плохим для Риты.

– Теперь ты будешь выполнять работу в приюте. Пока ты маленькая, очень сложное и тяжелое тебе доверять нельзя. Иначе, повредив себе что-нибудь, ты потеряешь малейший шанс на семью. Да и рисковать имуществом приюта нам так же не хочется. Сегодня ты свободна. Но уже завтра получишь свое первое задание. И не думай отлынивать. Здесь не любят нахлебников. За детишек до пяти лет нам платят, но чем старше вы становитесь, тем меньше денег на вас тратит город. Так что, детка, мой тебе совет, приложи все усилия, чтобы выбраться отсюда.

Рита кивнула. Она чувствовала себя покинутой и брошенной. Теперь рядом с ней не будет мисс Олин. Ведь она занимается детьми до пяти лет. Новая няня может оказаться очень злой и вредной, а как ее примут другие отверженные дети?

– И отвечая на твой вопрос. Через год ты поедешь с другими отверженцами на смотрины. И сможешь вновь попробовать свои силы.

– Но, мадам, ведь от меня ничего не зависит! Они не слушают наших рассказов, им это неинтересно!

Директриса поджала губы и не отвечала несколько секунд, о чем-то размышляя. Конечно, ей было это все известно. Ведь, что бы она ни говорила на своих смотринах, ее не выбирали никогда. Ведь женщина почему-то жила здесь, а не за Стеной.

– И, мадам, а почему с нами не ездили сегодня другие дети? Я знаю, есть еще около десяти отверженцев.

– Они поедут завтра. Их слишком много, чтобы вести вместе с вами, вы просто не помещаетесь в один автобус.

Рита подняла глаза. Они излучали живой интерес и какую-то крупицу надежды на лучшее.

– А я? Я смогу поехать завтра вместе с ними?

– Нет. Ты останешься здесь и будешь расставлять тарелки к обеду. Свой шанс в этом году ты уже использовала. А теперь ступай. Платье у тебя заберут. Твое повседневное уже лежит в седьмой комнате.

Рита встала, поклонилась и вышла за дверь. Она теперь изгой. Брошенка. Отверженец.

Теперь ее этаж – третий. Более холодный, чужой. Даже лестница на этот этаж скрипела чуть ли не на каждой ступеньке. Девочка поднималась медленно, боясь издать лишний звук.

Рита несмело вошла в комнату номер семь. На нее тут же уставилось четыре пары глаз.

– Ты кто? Детский сад этажом ниже, – бросила самая старшая, лет пятнадцати, девушка. Ее кудрявые волосы были убраны в тугую косу и переплетены белой лентой. Лицо вполне симпатичное, только его портил прищур и скривившиеся губы.

– Я не ошиблась этажом. Теперь я буду здесь жить, – тихо пролепетала девочка. – Меня зовут Рита. Не подскажите, где моя кровать?

– Меня зовут Никки. Это Серафима, Зельда и Фиби, – девушка поочередно представила своих соседок.

Все они были старше Риты минимум на два года, и казались ей ужасно взрослыми и совершенно недружелюбными.

– Твоя кровать вон та, у окна. Она единственная свободная. Осторожно, от рамы сильно дует. Поэтому там никто не спит. На ночь тебе придется одеваться теплее. Уроки начинаются в девять утра. Завтрак в восемь. Если вечером хочешь успеть сходить в душ, лучше идти раньше, как только придешь с ужина. Иначе все кабинки будут заняты до позднего вечера, а там и воды горячей не будет, и отбой. Вроде бы все. Если будут вопросы, то спрашивай.

Рита подошла к своей кровати и села. На ней лежало серое будничное платье, а рядом стояли ее туфли. От окна действительно очень сильно сквозило, так что пришлось укутаться в одеяло. По времени сейчас должен был быть тихий час, поэтому девочки оживленно о чем-то болтали, совершенно не собираясь посвящать в свои разговоры новенькую.

Тогда Рита залезла с головой под одеяло, натянула на ноги шерстяные носки, найденные в тумбочке и, сжавшись клубочком, попыталась уснуть. Но вдруг подступившие к глазам слезы сожаления, не дали ей этого сделать.

Рита заплакала. Тихо, чтобы никто не узнал и не услышал.

Дети плачут громко, когда они хотят привлечь внимания. Тихие же слезы льются только тогда, когда беда действительно большая, настоящая, и внимания к этой беде не нужно.

Рита плакала. Она знала, что впереди у нее полный боли, разочарования и угнетения год, который может никогда не закончиться.

И тут вдруг чья-то рука легла ей на спину.

– Не реви. Все нормально, могло быть и лучше, конечно, но что есть. К тому же ты еще маленькая, у тебя много шансов, чтобы попасть в новый дом.

В щелку между одеялом и кроватью на Никки уставилось два огромных зеленых зарёванных глаза. Через несколько секунд показался покрасневший курносый нос.

– Я не плачу, – тихо проговорила Рита, рассматривая лицо старшей девочки. Конечно, сейчас она не могла оценить ни широкие скулы, ни квадратный тяжелый подбородок, которые делали лицо Никки грубоватым, но общее впечатление сложить получилось.

– Не хочешь поиграть с нами? – девушка убрала выбившуюся прядь за ухо и улыбнулась.

Рита села на кровати, поджимая замерзшие ноги.

– Почему вы так добры ко мне? Не из-за меня ли теперь у вас будет меньше еды? – Рита никак не могла понять, почему эти девушки решили обходиться с ней по-хорошему. Она представляла себе, что ее будут шпынять, заставлять делать трудную работу. А они решили ей помочь, успокоить и даже принять в свою компанию.

– У нас будет достаточно еды. Да и почему нам не быть к тебе добрыми? Ведь ты такая же, как и мы. Отвергнутая. Я скорее буду ненавидеть тех детей, которые ходят внизу. Упитанные, ни в чем себе не отказывающие. Или тех, кого забрали. Они нежатся сейчас в лучшем мире за Стеной. За ними убирают горничные, они играют в яркие игрушки, веселятся на зеленой траве. У них светит теплое солнце над головой, которого мы лишены. Но ты. Ты здесь. С нами. В этом сером мире непринятых и брошенных. Поэтому к тебе мы будем так же добры, как и ко всем на этом этаже.

Серые глаза Никки сверкали злобой, когда она говорила про детей за Стеной, но когда девушка смотрела на Риту, взгляд теплел и не обжигал холодом, а мягко ласкал.