Сергей Масленников - Ядро и Окрестность

– Не о работе речь, хотя и о ней тоже. Не исключено, что планеты выполняют не меньшую работу, чем Солнце, только оно пускает в ход массу, а планеты действуют с помощью скорости. Почему?

– Ты же сам сказал, легкие и импульсивные.

– Договаривай, – настаивал Максим, – все разжевано, остается только положить в рот.

Фай улыбнулся:

– Пружина заключена в структуре движения?

– Именно!

– А в ней на первый план выдвинуто информационное начало, – догадался Фай, – в противовес массе, из которой Солнце. Странно, – протянул он, как бы возражая самому себе. – В старину считалось, что Солнце вращается вокруг Земли, потом решили, все наоборот – Коперник, Бруно. Теперь выясняется, не так все просто.

– Что не так?

Фай задумчиво смотрел мимо него:

– Я всегда считал, мне казалось, что планеты – придаток своих звезд. Могут быть, могут и отсутствовать.

Максим насторожился, ему вспомнилась случайная встреча. Он шел полем. Впереди пожилой мужчина подкашивал траву, набивая ею мешок. Далеко вокруг никого не было. Он порадовался за это место, оставленное в покое. Лес шел стороной, напоминая о средней прохладной России. Говорят: тише воды, ниже травы, – надо бы наоборот, тише травы. Он никогда не слышал ее шума. Лес очень большой организм, думал он. Пусть стоит вдалеке на заднем плане. А полевая трава скромна и беззвучна. Уходящее солнце плавало в собственном свете, как в масле. Он поравнялся с человеком. Можно было пройти мимо, но их свела не дорога, а простор этого поля. Что-то в нем шевельнулось, он остановился. Старик поставил свою косу на пятку.

– Кролики? – спросил Максим.

Тот легко заговорил:

– Баловство. Болеют, не знаю, что им надо. И сидеть дома не будешь. Вышел на пенсию, никому не нужен. А все загадывал, когда ж конец.

– Жене нужен, – сказал Максим.

– Сирота, уже два года как.

– Я о жене, – поправил его Максим.

– Так и я о ней. Вторая мать. О первой горевал меньше. Молод был и крепок. Что я теперь, стою на одной ноге.

Максим вдруг произнес фразу, которая показалась ему нелепой здесь, в окружении деревьев и трав:

– Говорят, нейтрон вне атома живет всего несколько минут.

Старик опешил, лицо его стряхнуло привычное уныние и даже как будто помолодело.

– Почему уходит в отказ?

– Откуда я знаю. Опыты проводят всякие. И не в этом дело, – отмахнулся Максим. – Сам по себе, отдельно от других не живет, вот что важно.

– Не знаю, – протянул старик, – важно ли. Мы с тобой стоим на Земле. – Он повел рукой вниз.

Максим почувствовал, что стоит не в траве, а на планете. Едва заметная выпуклость поля доказывала ее шарообразность.

– Вот она, а вот Солнце, – продолжал старик, повернув голову резко, как птица, в сторону света. – Земля провалится, небо не почует перемены ни на волос.

– Это еще почему?

– Потому! Было девять, стало восемь – ни жарко ни холодно.

– Зря ты так. – Он незаметно перешел на «ты». – У тебя жена умерла – горе, целая Земля пропадет – и ладно.

– Не в том смысле, просто все останется на своих местах.

– Так она его держит.

– Кто кого? – не понял старик.

– Земля держит Солнце, не дает ему упасть.

– Куда?

– На мировую поверхность. – Видя, что говорит неясно, Максим поправился: – В центр Галактики. Притянет, оно и упадет.

– Сейчас тоже тянет.

– Выдерни у птицы хвост, будет летать?

– Не хвост, а перо. Восемь перьев останутся, как-нибудь полетит.

– То-то и оно, как-нибудь. А ты говоришь, ни на волос перемены.

Фай напомнил своей репликой тот давний разговор. По-настоящему ощутить Землю могло бы только все человечество, сомкнув руки. Его бы легко хватило. Отдельный человек слишком крошечное создание. Его руки могут обнять жену или мать, никак не Шар, на котором он стоит в траве или копает его глину, как сейчас в котловане под газовый ввод.

Он представил себе живую бесконечную цепь. Она успела уже много раз опоясать Землю – род человеческий достиг небывалой мощи, продолжая увеличиваться на глазах. Однако не отставал ли его совокупный разум от массы тела, с грустью подумал Максим. Все большое есть источник силы, иначе зачем ему гнаться за размерами. Сила становится сначала неуклюжей, потом грубой и даже бесчувственной. Она не будет обнимать Землю, скорее продавит ее хрупкую оболочку. Другое дело отдельный человек или небольшая группа. Она настолько же умнее всего непомерного рода людей, насколько он тяжелее ее.

Разве народы договариваются друг с другом о самом важном для них – например, о войне и мире? Этим заняты их вожди. Чем мельче группы, тем тоньше и гуще связи, оплетающие их. Неужто пролетарии всех стран соединятся когда-нибудь? Ясно, что нет. Слишком велико их число, хотя, казалось бы, живут и работают рядом и чуть ли не друг на друге. Земледельцы тем более не сойдутся в одну голову. Их разделяет много гор, лесов, полей и рек.

Вожди представляют свои страны, ездят по всему миру, встречаются и беседуют – такова их работа. Им, безусловно, легче найти общее понимание. Но они не сами по себе, за их спиной колышутся ветрами века необозримые посевы людей. Все требуют тепла и света, главное же – пространства, которого все меньше, потому что людей все больше. Как же быть? Вожди поневоле следуют за своими народами. Если не следуют, им дороже. Народ сведен в массу. Ее нижние слои испытывают огромное давление. С ростом глубины тяжелее печать гравитации, не позволяющая придонным элементам до времени всплывать на поверхность. Они должны провариться миллионами градусов. Тогда водород станет гелием, тот перейдет в литий и так далее. Вожди, достигшие поверхности своего народа, отмытой водами его истории, все равно что благородный металл рядом с оловом и железом.

Масса разламывается сверху. Здесь не наложены скрепы давления. Воздух и эфир не скрепы. Трещины не сразу проникают до основания, но захватывают постепенно все более тяжелые слои. Сначала были февраль-март, все ходили с красными бантами на груди. Наступило лето вместе с июньским переворотом. За ним последовал октябрь, проложивший дорогу уже непосредственно к преисподней Земли. Оттуда через разломы и трещины начинают выдавливаться придонные слои с неполным развитием. Земля в своей утробе не успела соткать их в целостное существо с телом, душой и зачатками духа. Законченным было тело. В народной глубине оно завязывается в первую очередь. Его вызывают к жизни условия труда и быта, необычайно суровые вблизи ядра. В нормальной обстановке при постепенном развертывании в человеке всех его свойств, примерно на полпути от нулевого пространства к единице, над телом встает душа. Ближе к поверхности просыпается дух. Он устроен так, что дышит воздухом Земли – легкие не сгорают от избытка кислорода, ловит глазами солнце – они не слепнут от света. В обстановке переворота твердь человечества опускается вниз в раскрытые трещины, изнутри хлещет огнерыжая магма, оставляя после себя лунный пейзаж.