Александр Танк - Летописец

Тюремный социум, с которым столкнулся молодой священник, был жёстким и не укладывался в стройную систему его предыдущих умозаключений. До этого он мог наблюдать жизнь обычных прихожан, которые отличались друг от друга только местом проживания и достатком. Но тюрьма была особым миром.

Актеон, постепенно знакомясь с заключёнными и охранниками, неожиданно для себя осознал, что тюрьма – это модель общества в миниатюре. Здесь тоже была иерархия – сильный и влиятельный преступник окружал себя сторонниками, готовыми выполнять каждое его желание. Те же, в свою очередь, находили себе тех, кто был слабее и не имел весомого авторитета. И так происходило до самой низшей ступени тюремной иерархии.

То есть каждый индивидуум находил более слабого, чтобы поднять в собственных глазах свою значимость.

То же самое было и в обычном обществе горожан. Просто в тюрьме это было видно очень ясно, там было только два цвета – белый и чёрный. И всех, кто пытался сопротивляться и пользоваться полутонами, тюрьма безжалостно перемалывала.

Актеон исповедовал в тюрьме не только заключённых. Охранники тоже охотно делились с ним наболевшим. Молодой священник столкнулся с тем, что всё общество больно – кто-то разуверился в справедливости, кто-то подсиживал более удачливого коллегу, кому-то изменяла жена, кто-то сам изменял жене, кто-то ненавидел начальство, считая его виноватым в том, что жизнь не удалась.

Когда подходила очередь исповедоваться заключённым, Актеон никогда не знал, какой спектакль его ждёт. Некоторые уголовники дурачились, говоря ему то, что он хотел услышать, и тем самым пытаясь обмануть священника. Он внимательно слушал длинные, душещипательные рассказы о семье, оставленной на воле, о несправедливости жизни и мысленно улыбался. Актеон вступал в диалог, умело задавал наводящие вопросы и выводил заключённого на чистую воду. Поняв это, люди реагировали по-разному – кто-то злобствовал, кто-то плакал, кто-то начинал говорить без остановки.

В такие моменты Актеон молчал – он давал человеку показать своё истинное лицо.

Тюрьма была мощнейшим переломным местом, где с людей безжалостно срывались маски, а вернее, они просто меняли маски, подстраиваясь под новую реальность.

Две исповеди особенно запомнились Актеону – исповедь бывшего чиновника и исповедь вора.

Чиновника он знал ещё до его заключения. Когда-то тучный и дородный мужчина занимал высокую должность в одном из госучреждений. Но был пойман с поличным, когда брал взятку, чтобы позволить местному бизнесмену получить подряд на строительство.

Когда Актеон увидел этого человека на исповеди, в первую минуту он его просто не узнал. Подобострастная поза, заискивающий взгляд, а ведь когда-то он вершил судьбы целого городка и казался Актеону умным, сильным и влиятельным. Несколько месяцев, проведённых в тюрьме, изменили мужчину полностью.

– Вы, я вижу, не узнали меня, – произнёс заключённый, испуганно глядя на Актеона и теребя в руках тюремную шапочку.

Чиновник по привычке поднял правую руку, чтобы поправить несуществующий галстук, но быстро её отдёрнул.

– Всё меняется в этом мире, – он заискивающе захихикал, – Как говорится… от сумы и от тюрьмы…

По его лицу потекли слёзы, и он начал свой рассказ.

Привыкнув к высокому положению на свободе, здесь, в тюрьме, этот человек прозябал на низшей ступени тюремной иерархии, куда его определили сами заключённые – многие из них помнили, каким чванливым и вороватым он был по жизни.

Актеон поймал себя на мысли, что ему совершенно не жалко этого человека. Хотя полностью винить мужчину было нельзя – именно сложившаяся система дала возможность слабому, глупому и безвольному человеку сделать головокружительную карьеру.

Но жизнь всё расставила по своим местам…

Вторая встреча, запомнившаяся Актеону, была с вором-рецидивистом. Умный, независимый, он занимал в тюрьме среди заключённых верхнюю ступень иерархии. Актеона поразили аристократические манеры этого человека.

Тёмно-карие глаза-бусинки с лёгким прищуром буравили священника. Мужчина сел напртив, не проронив ни слова, внимательно глядя в глаза Актиона, и молчание тягостно повисло в маленькой комнатке, служившей тюремной исповедальней.

Обычно Актеон пытался по лицу определить, что за человек перед ним.

– И не пытайтесь! – вор медленно, с достоинством смахнул пылинку с серых казённых брюк и поменял ноги, положенные одна на другую.

– Что не пытаться? – не понял Актеон.

– Понять меня, – ответил вор, не вкладывая в свои слова ни единой эмоции. – Я – крепкий орешек, – улыбнулся он. – Вам меня не раскусить, мой юный друг! Лучше начните делать то, зачем вы пришли, – он замолчал и выжидательно посмотрел на Актеона.

Актеон начал говорить о человеческих грехах, сделав акцент на воровстве.

В какой-то момент ему показалось, что это не вор-рецидивист на исповеди, а он сам.

– Вы закончили? – спросил тот, когда Актеон замолчал.

Священник открыл, было, рот, чтобы ответить, но заключённый жестом остановил его:

– А теперь послушайте меня, мой юный друг! – он сделал акцент на слове «юный», тем самым давая понять, что исповедоваться не будет, но ему есть что сказать, – Закон писан для…

«Дураков!» – невольно пронеслось в голове Актеона. Он посмотрел в глаза вора, стараясь скрыть неловкость от мысленно произнесённого слова.

– Для обывателей, – закончил фразу вор, глядя на Актеона и улыбаясь.

По его словам, те, кто находится у власти, якобы сторонники закона, являются настоящими ворами, ведь они загребают в сотни раз больше, чем обычные воры, и одновременно лгут о соблюдении закона из-за страха потерять наворованное. и придумывают все эти нормы и правила, чтобы обезопасить в первую очередь самих себя.

– Да, я воровал всю мою жизнь! – лёгкая хрипотца в голосе вора-рецидивиста завораживала. – Но я крал у одного-двух. А такие… – он на секунду запнулся, ища подходящее слово, – «блюстители» воруют у тысяч граждан. Я ограбил один банк, а этот банк ограбил тысячи своих клиентов. Но банк почему-то не судят, а считают отъем денег правильным и законным.

Актеон попытался вставить слово, но заключённый рукой показал, что он не закончил, и продолжил свои рассуждения.

– Вся наша система давно прогнила. Потому что построена на обмане и грабеже людей – налоги, платежи, взятки, без которых твоё дело не сдвинется с мёртвой точки. Закон есть! – кивнул заключённый. – Но он разный для всех. Так же, как и ограбление бывает законное и незаконное. А кто такой «умный» закон написал? Да тот, кому есть что терять. А мне, в принципе, терять нечего, кроме своей свободы. Но я для общества – плохой, и я сижу в тюрьме, а вор, который грабит народ, считается кем угодно, но не вором и стяжателем, и потому он – на свободе. Но если убрать страх перед якобы законом, – вор-рецидивист поддался немного вперёд и вдруг заговорил шёпотом, – то все эти крикуны, которые орут на каждом шагу о законе, первыми начнут грабить, насиловать и убивать друг друга. Поверьте мне – вору со стажем и просто старому человеку, который пожил в этом мире и повидал многое! – закончил свою речь заключённый и сел, откинувшись о спинку стула.