Альберт Скворцов - Сумеречные лучи

– Как вы…

– Меня все время о чем-то спрашивают после похорон, – старик пожал плечами, всколыхнув темную рясу, – люди хотят знать, как жить дальше, и это нормально.

– А они спрашивают вас зачем? – Спросила Женя, понизив голос, – когда умирает взрослый, можно сказать, что так было нужно, он мог нагрешить, или это была его судьба, и свою миссию он выполнил, так? Но зачем умирают дети?

– Я… – он запустил руки в длинную бороду и задумчиво посмотрел на нее, – пути…Его пути неисповедимы.

– Вы не знаете… – разочарованно покачала головой Женя, опустив глаза.

– Я хотел бы знать, – кивнул священник, – думаете, я не задавал себе этого вопроса? Что я не сомневался в том, что все происходит зачем-то? Что нас не оставили здесь одних? Не думал о том, с какой целью умирают дети?

– Но вы продолжаете верить, – удивилась девушка, – после всего, что видели?

– А вы продолжаете жить, – он мягко опустил руку на ее плечо, – после того, что пережили.

Дождевая капля упала на ее лицо, смешавшись со слезой, бежавшей по щеке.

– Церковь говорит, что мы должны прощать… – Женя украдкой бросила взгляд на Андрея, смотревшего на небо, – вы смогли бы простить человека, убившего ребенка?

– Вы хотите услышать мое мнение или…

– Ваше.

– Нет, – священник посмотрел на свежую могилу Кости Воронова, – я бы не смог. Но вы можете быть сильнее.

Мужчина замолчал, увидев, как девушка уходит прочь, то и дело прикладывая ладони к лицу.

– Сейчас дождь пойдет, – вздохнул могильщик, подойдя ближе, – надо успеть покурить, пока не полил. Огоньку не найдется?

Казанцев отрицательно покачал головой, отрывая взгляд от толпы расходящихся людей.

– Ну и черт с ним, – сплюнул мужчина, – Надеюсь, не ливень, а то ведь на следующих похоронах все в могилу скатятся вместе с гробом, зуб даю.

Андрей нахмурился и повернулся к Жене, о чем-то говорившей со священником.

– Да ты, мужик, не обижайся, это у нас юмор такой, черный, – виновато развел руками могильщик, – целый день семья за семьей ревут, так ведь и с ума сойти недолго, сам понимаешь.

Он кивнул и посмотрел на небо, с которого упало несколько дождевых капель.

– Вроде как девяностые лет пять назад кончились, а снова парней повезли, – продолжил мужчина, снимая с себя грязные перчатки, – раньше с огнестрелами все, как один, ну, и с ножевыми кто, бывало. А сейчас пошли все… один под машину, другой с крыши, третий на веревке, четвертый, вон, под поезд… я своей говорю, чего ж им все неймется? Вот ведь десять лет назад боролись за жизнь, горло друг другу грызли, но лишь бы выкарабкаться. А сейчас пошли все… моя на это сказала, чтобы я пил меньше, но это она всегда так говорит. Я ей сказал, вон, шла б за Серегу, он вон школу окончил, не то, что я… мужик! Ты куда? Я не то сказал что-то? Эх, чтоб тебя! Одни покойники только и слушают…

– Секунду назад было солнце, а уже дождь… – заметила Елена Николаевна, неуклюже забираясь по грязным ступенькам школьного автобуса, – ребята, все на месте? Посмотрите на соседей.

– Все здесь!

– Вроде все.

– Да, все.

– Настя здесь?

– Я тут!

– Воронова нету, – в разных уголках салона раздалось несколько тихих смешков.

– Нельзя так шутить!

– Да кто бы говорил!

– Нашлась здесь!

– Ребята, хватит!

– Мы же только на похоронах были, что вы устроили?!

– Проявите уважение!

– Вы придурки настоящие!

– А ты заткнись вообще!

– Да сколько можно?

– Сам заткнись!

– Все на месте, – растерянно кивнула Елена Николаевна и махнула рукой водителю. Автобус тронулся с места, и учительница упала в одно из первых сидений, задев локтем сидевшую рядом девушку.

– Машенька, простите! – Испуганно дернулась учительница.

– Все нормально, Елена Николаевна, – кивнула девушка, сжав губы.

– Маша, я тебя хотела спросить… – женщина осмотрелась вокруг, чтобы убедиться, что никто не услышит ее вопроса, – это насчет Кости…

Елена Николаевна бросила взгляд на кладбище, от которого медленно отъезжал школьный автобус, выезжая на трассу.

– Ой, не оборачивайтесь! – Воскликнула Маша, – мне мама сказала, что это плохая примета!

– Ничего страшного… – дрожащим голосом ответила учительница, поправляя выбившуюся прядь волос, – я тебя вот что хотела спросить… ты не помнишь, как зовут мальчика из другого класса, с которым наш Костя дружил?

– Миша? – Переспросила девушка, – Миша Карасев?

– Точно, Миша! – Елена Николаевна раздосадовано хлопнула себя по лбу, – все забывать стала…

– Так возраст, Елена Николаевна, – заботливо покачала головой Маша.

– Возраст… – повторила женщина, наблюдая за каплями дождя, с ожесточением бьющими в хрупкое лобовое стекло.

Знакомый запах из кухни ударил ей в лицо, едва она переступила порог. Кто-то невидимый заботливо положил ей на плечи несколько тонн железа, которых она не видела, но ощущала.

– Прилетела наша бабочка! – Воскликнула ее мать, вытирая мокрые руки о потасканный фартук, – залетела на огонек!

Олеся покосилась на нее и устало скинула с плеч пальто, еще сильнее почувствовав вес, давивший на них.

– Что, пропела лето красное, попрыгунья-стрекоза? – Продолжила женщина, закрывая своим массивным телом проход в кухню. – Ты время видела?!

– У меня были дела, – Олеся с раздражением сняла сапог с левой ноги.

– Какие такие дела, м? – Лидия Михайловна всплеснула руками, – по лужам прыгала, что ли? Ноги, вон, все в воде!

– Там было грязно, – девушка сжала пальцы на высвобожденной правой ноге и осторожно поставила ее на теплый пол.

– Грязные дела, я поняла, – кивнула ее мать, скрываясь на кухне, – иди ужинать, нахлебница!

– Я скоро съеду! – Крикнула Олеся, на секунду замерев перед своим раскрасневшимся отражением в зеркале, висевшим рядом со стойкой для обуви.

– Рассказывай больше, – хмыкнула она, гремя тарелками, – руки помыть не забудь, сказочница!

Ответ застрял в ее горле, и Олеся молча зашла в тесную ванную комнату. Она открыла кран с холодной водой и пристально посмотрела на воду, исчезающую в сточной трубе. Выждав несколько секунд, она закрыла кран, и вышла.

– Куда ходила-то? – Мягче спросила Лидия Михайловна, ставя перед ней тарелку с борщом, в самом центре которой медленно таяла горка сметаны.

– На кладбище, – Олеся без энтузиазма взяла ложку в руки.

– И чего это ты туда ходить удумала, м? – Женщина кинула на стол тарелку с нарезанным хлебом и, не выдержав столкновения, кусочек бородинского покатился по скатерти, весело подпрыгивая.

– Я же вчера говорила, – вздохнула девушка, – я веду журналистское расследование.

– Вчера не поверила и сегодня не поверю, – отрицательно потрясла вторым подбородком ее мать и тяжело опустилась напротив, – чего-ж у них других нет, поспособнее? Или ты ножки перед кем надо раздвинула, а?