Яков Верховский - Город Антонеску. Книга 1

Так что все стало гораздо «красивее»: за каждого погибшего офицера казнить столько-то коммунистов, а за каждого солдата – столько-то.

И все… И никаких жидов. И никаких виселиц.

ОРДОНАНС № 562

Бухарест, 23 октября 1941 г., 12 часов 30 минут

Как следствие того, что произошло с военной комендатурой Одессы 22 окт. 41 г., Маршал Антонеску приказывает:

Так как мы почти уверены в том, что акция в Одессе была задумана коммунистами, и чтобы на будущее предотвратить такие акции, домнуле Маршал приказывает начать жестокие репрессии следующим образом:

За каждого погибшего немецкого или румынского офицера будет казнено 200 коммунистов. За каждого солдата по 100…

Все коммунисты Одессы будут взяты в заложники, а также по одному человеку из каждой еврейской семьи…

Глава Военного Кабинета, полковник Давидеску

Ордонанс № 562 не подлежал уничтожению, и даже наоборот – он должен был сохраниться и стать своего рода «алиби» для Антонеску. Настанет день и в 1946-м, на Процессе «Великого национальной предательства» в Бухаресте, «Красная Собака» не только не будет отпираться от Ордонанса № 562, но даже попытается использовать его для своей защиты. Когда ему задали вопрос, кто дал приказ о казни евреев, он с готовностью ответил: « Я дал этот приказ. Я отдавал много еще более репрессивных приказов, как это делали все государства в то время… Мы не казнили евреев. Мы не казнили детей. Я издавал приказы для репрессий, а не для убийств…»

Ордонанс № 562 настолько вошел в историю, что в любой энциклопедии, в любой монографии, в любых мемуарах вы обязательно найдете о нем упоминание. И сможете прочесть, что в октябре 1941-го в Одессе… какой кошмар!.. румынские оккупанты за каждого погибшего при взрыве комендатуры офицера казнили 200 коммунистов, а за каждого солдата – 100.

И это – ложь! Ордонанс № 562 никогда не выполнялся!

Да и не мог быть выполнен.

Ну, давайте посчитаем. При взрыве комендатуры погибли 66 человек: генерал Глогоджану, 4 немецких офицера, 15 румынских офицеров и еще 46 унтер-офицеров, солдат и гражданских лиц.

Простой расчет показывает, что казнить в таком случае нужно было 8600 коммунистов: за офицеров – 4000, а за унтер-офицеров, солдат и гражданских лиц еще 4600.

Но где, скажите на милость, румыны могли найти в Одессе столько коммунистов? У нас и до войны их было всего чуть более 12 тысяч – точнее, 12 192.

Верхушка эвакуировалась, а те, что рангом пониже, ушли на фронт. Речь могла идти о сотнях, а не о тысячах.

И еще. Полковник Попеску доставил Ордонанс № 562 в полдень 24 октября 1941-го. К этому времени уже были повешены более 5 тысяч евреев и шла ускоренная подготовка ко второму этапу уничтожения – на стенах домов, на воротах и на афишных тумбах уже был вывешен приказ «всем жидам города Одессы явиться на Дальник».

Так что не надо «охать и ахать» по поводу «страшного» Ордонанса № 562. В жизни и смерти евреев Одессы все было гораздо страшнее.

«Дал-ны-к»…

Это труднопроизносимое слово намертво врезалось в память румын.

Дальник – проклятый Дальник – последний рубеж обороны Одессы, который никак не могла одолеть доблестная румынская армия.

Дальник действительно взять было непросто. Ведь именно здесь, на Дальнике, впервые вступили в бой знаменитые ракетные установки, названные ласковым женским именем «Катюша».

Эффект был потрясающим! Вначале румыны замерли в оцепенении, а затем с истошными воплями пустились в бегство. За один только день, 2 октября 1941-го, на Дальнике было уничтожено более 1000 румынских солдат, и сотни две еще сдались в плен.

Дальник был проклятием для румын.

Теперь он станет проклятием для евреев Одессы.

Рваные клочья тумана, словно из милосердия, белым саваном окутали трупы повешенных. Мертвая тишина, как беззвучное эхо прошедшей ночи, накрыла улицы. Мертвая тишина, тем более странная, что город начал уже заполняться живыми людьми.

Это евреи…

Они выбираются из своих домов, и с каждой минутой их становится все больше и больше – сотни, нет, тысячи, тысячи…

В основном это женщины – старые и молодые.

Женщины с детьми.

Но как не похожи они на наших полногрудых громкоголосых еврейских женщин!

У этих женщин бледные лица, покрасневшие от слез глаза, узелки и корзинки в руках. Дети одеты тепло – в пальтишках и шапочках, на тоненьких шейках повязаны яркие шерстяные шарфики. Красные, зеленые, желтые…

Боже мой, почему их так много, этих веселых шарфиков?

Боже мой, почему их так много – детей?

Медленно идут евреи, неуверенно. Словно еще не решили – идти или не идти. Словно все еще ждут какого-то чуда, которое вот-вот случится, и тогда… и тогда не надо будет уже идти.

Но чуда нет. И они идут.

Пробираются меж повешенными. Обходят трупы замученных. Стараются не наступить на лужи уже запекшейся крови. Идут…

И вот их уже целые толпы, со всех концов города тянутся на Молдаванку – по Софиевской и Петра Великого, по Херсонской и Нежинской, по Преображенской, по Большой и Малой Арнаутской…

Тянутся к Прохоровской, которая выведет их на бесконечную Дальницкую, а оттуда уже прямая дорога на Дальник.

Но у самого устья Прохоровской, в треугольном скверике, на бывшем Толкучем рынке, где до революции торговали всяким старьем, они почему-то останавливаются.

Историки потом напишут, что это румынские власти приказали собраться в скверике. Но это, конечно, не так. В румынском приказе речь шла только о Дальнике, а люди стали собираться здесь сами, спонтанно. Вместе они, видимо, чувствовали себя более уверенно. Всех не повесят…

Долго топтались они в нерешительности здесь, на родном им «толчке». Собирались группками, по четыре-пять человек. Переходили из одной группки в другую. Прислушивались к разговорам и сами вступали в разговор.

Страшились и в то же время надеялись – не на смерть же – на регистрацию.

Туман постепенно рассеивался, и вот уже хмурое осеннее утро обернулось не менее хмурым осенним днем.

Время приближалось к полудню.

Нужно было идти.

И они пошли…

Но только ступили на Дальницкую, все стало вдруг до ужаса ясно: Дальницкая оцеплена и… обратной дороги нет. Теперь они фактически шли под конвоем, теперь их уже гнали прикладами, добивая, пристреливая отстающих.

А по обеим сторонам этой проклятой Дальницкой стояли неведомо как попавшие сюда жители… нет-нет, конечно, не жители нашей Одессы… а мародеры из «Города Антонеску». Им почему-то было очень весело – они что-то кричали бредущим евреям, вырывали у них узелки и корзинки, срывали с женщин платочки, сдергивали с детей их яркие – красные, зеленые, желтые – шарфики…