Юрий Теплов - Смута

© Теплов Ю.Д., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Двадцать один год назад маршал, чей портрет красовался в каждой ротной ленкомнате, сказал стоявшему перед ним выпускнику спецкурсов:

– Вы зачислены в БД-7, капитан. Отныне вы Исполнитель воли государства.

БД-7 означало – Белая дача, седьмой участок. За ее мирным названием скрывалось самое засекреченное подразделение в стране Советов. Чем оно занималось – не знал никто, кроме нескольких человек. Но время от времени мир потрясали сообщения о несчастных случаях, происходивших с популярными на западе перебежчиками из Страны Советов, о внезапных государственных переворотах в странах третьего мира. Изредка на местах происшествий находили неопознанные трупы. Кто они – установить не было никакой возможности: ни документов, ни других признаков, которые бы говорили о национальности или хотя бы о принадлежности к стране проживания.

Все Исполнители имели псевдонимы, офицерские звания и тройные должностные оклады, как участники боевых действий. Впрочем, их служба и обязывала действовать по-боевому…

Капитан показал свое умение ориентироваться в любой обстановке, дорос в воинском звании до полковника и стал командиром БД-7.

Псевдоним он заимел не по собственной фантазии. А после того, как вляпался со своими ребятами в заварушку на колумбийской границе. Тогда они сумели захватить у наркодельцов частный самолет. Машина была незнакомой. Он с трудом поднял ее в воздух, ушел от «стингеров» на бреющем и приземлился на Кубинском аэродроме, где базировалась советская эскадрилья. С тех пор и стал Пилотом.

Его заместитель, подполковник, выбрал псевдоним «Белый» сам. В те времена он был черноволос и гладок лицом. Теперь его голову украшала лобная лысина, а лицо походило на печеный блин…

Последний раз Пилот видел куратора БД-7 незадолго до форосского спектакля, в котором главным действующим лицом был последний генсек Союза по прозвищу Меченый.

Маршал сидел в кресле в рубашке без галстука, что само по себе уже было необычным. Китель с большой звездой на погонах небрежно был брошен на диван. Его хозяин, похоже, прихватил насморк, то и дело вытирал большим белым платком покрасневший нос. Был озабочен, хмур. Говорил с паузами, будто ему тяжело было выталкивать слова:

– Все, Пилот. Вас нет, и не было. Ты и твои люди – пенсионеры союзного значения. Затаитесь и ждите… Если дождетесь… И еще, Пилот. Выбил для вас денежное содержание за год. Получи на всех… За службу спасибо… Свободен!

Через месяц маршал непутево и оттого загадочно ушел из жизни.

Пробездельничал Пилот год. Умотал в тихую Мордовию, где осталась на берегу речки Вад родительская изба и где упокоилась на местном погосте мать.

По местным меркам, был он человеком весьма состоятельным. Водку в сельпо закупал ящиками, игнорируя самодельную косорыловку. Угощал оставшихся не у дел деревенских мужиков. С их помощью поправил покосившуюся родительскую избу, перекрыл прохудившуюся крышу. Покрасил памятник и оградку на могиле матери. Привез из райцентра венки и цветы в горшочках и облагородил кладбищенский материнский приют.

Жить было можно. Спокойно, безбедно и размеренно. Он и жил так. Без газет и телевизора. Миниатюрный японский приемник настроил на музыкальную волну «Ретро» и делал нехитрую домашнюю работу под старые песни. По утрам топил печку и ходил к колодцу за водой. Ставил на озере Имерка сети под лед и раздавал рыбу деревенским бабам. Те в благодарность носили ему молоко, яйца, картошку.

И судачили меж собой: откуда объявился пропавший сын тети Кули – Юрка? Бобыль али женатый? Мужик совсем еще молодой – как ему без женского догляда?.. Подослали к Юрке румяную доярку Райку: хомутай, мол. Пилот от Райки не отказался, мужское естество требовало свое. Но захомутать себя не дал, совместного проживания не дозволял. Райка сама захомуталась и ублажала его, как умела…

Весной Пилот захандрил. Не по нему оказалась такая жизнь. Душа требовала действа, ей не хватало каждодневного напряжения и риска. Собрался он в одночасье. Колол для бани дрова и вдруг бросил топор. Зашел в избу. Переоделся. Прихватил документы, деньги. И, не попрощавшись ни с кем, ушел пешком на станцию.

Утром он был в Москве, в нелюбимой своей холостяцкой квартире.

Наверстывая упущенную информацию, трое суток просидел у телевизора. В стране творилось черт-те что. Россию мордовали в открытую. Это выдавалось за достижение демократии. Казнокрадство преподносилось как государственная доблесть и называлось приватизацией. Тем, кому следовало сидеть в камерах, вещали в камеры телевизионные. Поливали грязью армию, спецслужбы и все, чем недавно гордились. Сколько же они – туды их в медь! – хапнули за свои старания! Тридцатью сребрениками тут не обошлось!

Каждый день кого-то отстреливали, брали в заложники. Американские делегации – даже по рожам было видно, что в них люди из Лэнгли – допускались в святая святых: на атомные и космические полигоны, на радиолокационные комплексы, в оборонные НИИ – куда раньше попасть было невозможно даже с допуском к особо секретным документам.

Окончательно вывело Пилота из себя заявление Президента: берите суверенитета, сколько проглотите! Это была труба, в которую вслед за Союзом могла пролететь и Россия. Бывший майор, ставший кавказским генералом-наместником, вещал об этом суверенитете как о манне небесной. Будто дьявол вылез из преисподней и устроил вселенский шабаш. Ведьмы и ведьмаки скакали вокруг королевского престола, на котором восседал самоуверенный русский мужик с Урала.

К исходу третьих суток Пилот вдруг увидел на экране знакомую физиономию. То был его сокурсник по высшей школе, но почему-то в милицейской форме. А на беспросветных погонах поблескивали две шитых звезды. Ни хрена себе рост – до генерал-лейтенанта! Хотя в курсантах ничем особым не выделялся, разве что играл в самодеятельном оркестре на гитаре и душевно исполнял хохлацкие песни. Теперь вот, оказывается, главный борец с организованной преступностью.

На вопросы усатенького телеведущего борец отвечал довольно толково. Рассказал, как его подчиненные обезвредили банду рэкетиров, обиравших водителей-дальнобойщиков на подступах к Москве. К месту упомянул Жеглова из фильма и его фразу: «Бандит должен сидеть в тюрьме!»

Тут только Пилот вспомнил его имя и фамилию: Миша Кличко.

Утром он позвонил дежурному по МВД. Номера телефона тот не дал. Пообещал доложить о звонке генералу.