Самуил Ходоров - Транзитом в Израиль

На шестые сутки на морском горизонте на фоне выгоревшей рыже-бурой пустыни показались сероватые контуры Красноводска. Несмотря на то, что административно город относился к Туркмении, местное население состояло также из азербайджанцев и казахов. Азиатский интернационал являл собой хмурых неулыбчивых мужчин в разноцветных тюбетейках и насупленных малоприветливых женщин в обязательных платках и длинных бархатных платьях, из-под которых выбивались вышитые шаровары. На высаживающийся из грузового корабля, измученный вынужденным морским променадом людской десант они смотрели как на пришельцев с другой планеты.

Покинув корабль, Хана почувствовала себя микроскопической пылинкой, растворившейся в многотысячной людской толпе. Никем не управляемое скопище голодных и обездоленных людей неслось по кем-то указанной дороге к городскому рынку, надеясь получить там любые пищевые крохи. Привозная питьевая вода в Красноводске если и не относилась к золотому фонду, то, во всяком случае, считалась дорогим дефицитом. Острая нужда хоть в какой-нибудь еде и нарушенный водный баланс вызвали у Ханы сильное головокружение, двоение и потемнение в глазах, звон в ушах и непомерную тяжесть в голове. В какой-то момент она потеряла равновесие и рухнула на покрытый бурым песком из пустыни городской тротуар.

Когда она очнулась и открыла глаза, то увидела серые шинели склонившихся над ней солдат. Они подхватили её под руки и усадили на свои вещмешки. Один из них, взирая на неё своими голубыми глазами, жалостливо спросил:

– Девушка, простите, вы спите или вам нехорошо?

– Не знаю, я, кажется, упала. Вообще-то я хотела купить что-нибудь поесть, – чуть слышно пробормотала Хана, показывая смятые рубли, заработанные ещё на сельхозработах в станице.

– Очень прошу вас, девушка, – быстро проронил другой, небольшого роста, черноглазый солдатик, – сидите здесь и никуда не уходите, мы скоро вернёмся.

Не прошло и получаса, как они вернулись и вручили ей полкирпичика хлеба и четверть головки свежей брынзы. Голубоглазый наклонился и поцеловал Хану в щёчку, а другой – приветственно помахал рукой. Оба бойца испарились в пустынном мареве так же внезапно, как и появились, не подозревая, что спасли ей если и не жизнь, то уж точно надломленное голодом здоровье.

Везение никогда не бывает одноразовым. По усталой и измученной толпе прошёл слух, что для них будет сформирован эшелон специального назначения. Никто не знал, что означает словосочетание «специальное назначение». Однако уже буквально через сутки на первом пути Красноводского вокзала красовался не какой-нибудь там замызганный товарняк, а настоящий пассажирский поезд. Можно было, наконец, не только нормально сесть, а даже и прилечь, нормально вытянув ноги на вагонной полке, и задремать в этой прифронтовой релаксации. Во сне Хана видела себя маленькой и худенькой белокурой девчушкой, стоящей на берегу тихой речушки, журчащим серпантином огибающей их городок. Ей грезились подружки в нарядных белых фартуках и в того же цвета бантиках, повязанных в волнистые косички. Она отчётливо слышала во сне звуки духового оркестра, играющего во время первомайской демонстрации, и скрип качелей-лодочек, на которых она каталась с кудрявым мальчиком Мишей в городском парке.

В сладкой дремотной истоме перед ней представал стройный черноволосый юноша, который обнимал её за плечи и давал надкусить золотисто-красное яблоко. Это был её старший брат Яков, которого она не видела четыре года. Ещё в 1937 году его призвали в армию, в одной из частей которой он служил под Москвой. Хана очень любила его: он всегда являлся для неё примером не только поведения, а и проявления чуткости, отзывчивости и готовности прийти на помощь ей и ещё трём маленьким сестрёнкам. Яков хорошо учился в школе, особенно блистал он в алгебре и геометрии. Как только ему исполнилось 14 лет, он сразу начал работать счетоводом в конторе, помогая тем самым отцу прокормить четырёх дочерей. Где он сейчас, наверное, даже Всевышнему не было ведомо. Должно быть, воюет где-нибудь на передовой: он ведь служил в танковых войсках, а танкисты вряд ли отсиживаются в тылу. Жив ли он? По радио передавали об упорной и бескомпромиссной обороне наших войск и о многочисленных потерях, которые они несут.

Через четверо суток поезд благополучно прибыл в столицу Узбекистана. Её визитной карточкой являлось распространённое клише – «Ташкент – город хлебный». Оно родилось ещё во время голода 20–30-х годов, когда при повсеместной бесхлебице там худо-бедно можно было прокормиться. Сейчас же, в это тяжёлое для страны время, название уже не соответствовало действительности. Ему, в соответствии с реалиями, присвоили другой словесный шаблон – «Ташкент – столица эвакуации». Это полностью совпадало с тем, что происходило в городе. Сотни тысяч жителей приехали сюда, в глубокий тыл, из прифронтовых населённых пунктов. Город был переполнен беженцами, но их регистрация была организована чётко. Уже через час Хана вошла в нужный кабинет, где чиновник дал ей направление на Урал, довольно внятно пообещав, что именно там много работы и, как следствие, имеется ежедневное обеспечение продовольственными пайками.

Поезд на Урал отправлялся через два дня. Делать особо было нечего, и Хана посвятила эти дни ознакомлению с городом. Когда ещё выдастся такая возможность свободного времяпровождения? Шагая по солнечным улицам цветастого азиатского мегаполиса, она часто слышала от прохожих слова на знакомом ей с раннего детства родном языке – идиш. Хане было странно видеть среди них немало молодых людей. Встречая их, она задавала себе один и тот же вопрос:

– Почему они здесь, в глубоком тылу, а мой Яша воюет на фронте?

Она не знала, что это были евреи-беженцы из Польши, которые успели в 1939 году спастись на ставшей советской Западной Украине. Не знала, что в июне 1941 года военные комиссариаты получили указание не брать их в армию как политически неблагонадёжных граждан и направлять не на фронт, а на работу в Среднюю Азию и на Урал. Несмотря на то, что уже в 1943 году они всё-таки начали призываться на фронт, в народе бытовала не отрицаемая политическим руководством страны расхожая легенда: мол, евреи воевали только в Ташкенте. И это вопреки тому, что именно этому руководству была доподлинно известна «еврейская статистика» участия советских евреев в Великой Отечественной войне. А из неё следовало, что на фронтах этой кровопролитной войны сражались 500 000 лиц еврейской национальности, 200 000 из которых погибли. Почему-то тщательно замалчивалось то, что евреями были 9 командующих армиями, 8 начальников штабов фронта, 12 командиров корпусов, 64 командира дивизий различных родов войск. Среди них 92 общевойсковых генерала, 26 генералов авиации, 33 генерала артиллерии, 24 генерала танковых войск. К этому следует добавить, что 157 воинам-евреям было присвоено высокое звание Героя Советского Союза, 14 евреев-фронтовиков стали полными кавалерами ордена Славы, что приравнивалось к званию Героя. Это всё к вопросу о том, где находились евреи во время войны. Оказывается, они сражались за Родину совсем не в Ташкенте. Но обо всём этом Хана узнала уже в мирное время.