Алексей Екс - Дмитрий Шилов: От банкрота до миллионера

Мама политические беседы не поддерживала. Ребёнок должен, прежде всего, учиться.

– Давай, Максим, иди уроки делай! Про политику потом будешь рассуждать. Тоже мне, Влад Листьев нашёлся! Программа «Тема», «Прожектор перестройки»!

– Мама!

– И ты тоже давай садись. Алгебра сама себя не сделает! Кто бы там по кому ни стрелял, учиться надо хорошо! Будешь инженером, останешься в тылу по брони, что бы в стране ни происходило.

Макс попрощался и ушёл, а Митя, несмотря на зарождающийся подростковый максимализм, снова послушался родителей. И очень скоро из очередной поездки папа привёз ему «Сегу Мега Драйв 16 бит», после которой возвращаться к простеньким «танчикам» совсем не хотелось. А вот стране играть в танчики, кажется, понравилось – в 1994 году началась война в Чечне. Туда тысячами везли новобранцев со всей России, и родители парней-выпускников быстро поняли: их сыновья обязательно должны поступить в вузы, чтобы не попасть в армию…

Проспект имени газеты «Красноярский рабочий» (или просто «Красраб») тянется вдоль всего правого берега Енисея, нанизывая на себя всё окружающее пространство. Начинается он у рукотворных вулканов – вечно дымящихся труб Красноярской ТЭЦ, идёт через завод «Красцветмет», школу №15, завод «Красмаш» и Сибирскую аэрокосмическую академию к Институту цветных металлов и золота. После института можно увидеть Театр юного зрителя, Цирк, кинотеатр «Эпицентр» (бывший «Юбилейный») и завершение проспекта – Предмостную площадь. По замыслу строителей житель правого берега Красноярска мог родиться, выучиться, поработать и культурно отдохнуть на одной единственной улице. Эпическое полотно «Красраба» удачно дополняли ЗАГС Ленинского района, Художественная галерея, кинотеатр «Родина» и торговый центр «Красноярье». Не хватало только кладбища, но, возможно, если хорошенько поискать, то нашлось бы и оно. (Школы меняют номера, вузы – названия, я оставил те, которые относятся к нашим с Митей временам).

В девяностые и даже в начале нулевых вдоль проспекта вечерами стояли девушки лёгкого поведения, которые тогда не знали выражения «девушки с пониженной социальной ответственностью». Так что «Красраб» не только работал, но и отдыхал. Потом времена переменились, девушки бросили древнейшую профессию, взялись за ум и все, как одна, вышли замуж за принцев. Но это не точно.

Знаменитый «Цветмет» – Красноярский институт цветных металлов и золота – традиционно считался основным вузом, готовящим геологов, металлургов и экономистов для производства. Выпускникам школы №15 по договору могли зачесть результаты школьных экзаменов как вступительные, и поэтому уже в сентябре 1997 года будущий специалист в области обработки металла давлением Дмитрий Шилов стоял у входа в Цветмет и недоверчиво вертел в руках студенческий билет. С одной стороны, этот кусок бумаги в синей картонной обложке защищал от призыва в армию и полагался всякому уважающему себя выпускнику, с другой – обработка металла давлением была продуктом обработки Митяя родителями и самого первокурсника совершенно не интересовала. Но совсем забивать на учёбу Мите не хотелось, ведь, перефразируя известный анекдот, лучше пять лет мечтать сдать экзамен в сибирском институте, чем два года любоваться горами Кавказа в компании таких же молодых туристов в одинаковой одежде…

Институт поразил Митю, прежде всего, людьми. В коридорах и аудиториях тусовался весь цвет неформальной молодёжи рабочих кварталов Красноярска. Парты были изрисованы надписями вроде «Если ты не голубой , пририсуй вагон другой» – к этой надписи полагался рисунок паровоза. «Каждому лектору в жопу по вектору», «Кнопка выключения лектора» – тут была нарисована кнопка, «Ума нет – иди в цветмет» , «Ума нет – иди в пед» , «Ума нет – иди в мед»… Если верить надписям, отсутствие ума открывало перед будущим студентом широкие жизненные перспективы. Были на партах и строки о любви: «Лучше трахнуть в попу гнома , чем девчонку с эконома». Читая эти строки, Митя почему-то пожалел гномов, потому что им тут явно было не «лучше». После доброй и творческой школьной атмосферы Митяю показалось, что он угодил чуть ли не в тюрьму для трудных подростков. Многие студенты приехали в Красноярск из других городов края, и наконец-то избавившись от родительского надзора, отрывались, как могли. Мите тоже не очень хотелось идти на учёбу, но деваться было некуда.

Чуть в стороне от главного входа в учебный корпус стояла облупившаяся скамейка. По слою шелухи, окурков и битого стекла вокруг скамейки можно было сказать, что многие студенты целыми днями учатся именно здесь. Митя хотел было пройти мимо одиноко сидевшего неформала, но тот его окликнул:

– Слышь, чувак, ты с первого курса?

– Да!

– Тебя как звать?

– Митя.

– Меня Паук. Митя, у тебя сигареты есть?

– Нет, не курю.

– А пиво?

– Нет.

– Ну, хотя бы полторы тыщи на маршрутку есть?

– Есть.

– Ну, так езжай отсюда, Митя!

– Почему?

– Да нафиг ты тут такой нужен – без сигарет, без пива. Башка трещит, курить охота…

Паук немного странно, как-то в себя, засмеялся, и Митя неожиданно улыбнулся в ответ. Неформал с ног до головы был прикинут в чёрное – косуха, джинсы, тяжёлые ботинки и линялая майка с дурацкой надписью, но Мите он почему-то понравился. Уж лучше такой Паук с его шуточками, чем стая гопников с Черёмушек и Пашенного, коих на потоке было подавляющее большинство. Через пять лет этот поток будет каждое утро заполнять проходные красноярских заводов, а пока дети рабочих кварталов отбывали положенную повинность на не очень-то любимой учёбе. Почти у каждого студента в пакете между тетрадками ловко сидела пластиковая литруха «Купеческого» пива. Это пиво от легендарного завода «ПиКра» стоило дёшево и потому поглощалось в невероятных количествах. Дошло до того, что пиво разрешили продавать в кафе внутри института, причём, не только в Цветмете, но и в Политехе и даже в Госуниверситете. В этом была не только банальная жажда наживы, но и тонкое понимание психологии студента – возможность быстро и эффективно похмелиться повышала посещаемость утренних лекций. Порочная практика спаивания студентов по месту учёбы прекратилась в Красноярске только в двадцать первом веке. (Я очень надеюсь). Должны же быть у светлого будущего какие-то преимущества, например, отсутствие светлого пива…

Тем временем к Пауку подсел его друг – общажный неформал Капуста, рыжий и вечно опухший после вчерашнего парень, приехавший из дальнего райцентра учиться на инженера-эколога. Своё прозвище Капуста получил из-за банок с квашеной капустой, которые каждую неделю отправляла сыну из деревни капустовская мамаша. Сын предпочёл бы водку или деньги, но мама считала, что капуста полезней, а вся общага считала, что под эту капусту даже палёная «Московская» по 18 тысяч за ноль пять очень даже ничего. В ухе Капуста носил серьгу, на жирноватом теле – футболку с портретом Курта Кобейна и умел с грехом пополам бренчать на старенькой гитаре песни Цоя и Егора Летова. За серьгу и футболку его иногда били, а за Цоя и Летова иногда не били. Капуста жил трудно, но интересно.