Мила Дрим - Золотая орда

Но я, как и прежде, нашла в себе силы справиться со всем сама. Я прошла все стадии – неверие, дни рыданий, за которыми, наконец, пришло принятие. Раз это случилось, значит, так было суждено. Я мысленно пожелала Кате успеха и отпустила нашу дружбу с понимающей улыбкой. Говорят, родственные души сами найдут тебя. И я верила в это. И я ждала этого. Боже мой, как ждала.

Как я и думала, на историческом было учиться престижно, поэтому, неудивительно, что среди 30 человек, лишь 5 были простыми студентами, в том числе и я. На нашем потоке учился и Влад, тот самый мальчик, который в 14 лет нравился мне. Ключевое слово – нравился. Сейчас, глядя на его хилую фигурку и слишком женственное лицо без признаков растительности на нем, я не понимала, что такое могло быть со мной, чтобы этот человек нравился мне, мало того, я плакала, когда он предпочел мне местную, развитую в одной области, девушку. А теперь понимала – меня просто Бог уберег.

Но дело было не в этом. По какой-то, только Владу известной причине, с октября он начал цепляться ко мне. То скажет что-то нелепое, граничащее с неприличным, то пошлет мне тошнотворную улыбку. Я это игнорировала, понимая, что Влад ждал от меня какой-то реакции, и мое равнодушие самое неприятное для него. Но, вскоре, случилось то, что я уже не смогла стерпеть.

Стоял морозный декабрь, темнеть начинало рано. В этот раз лекции закончились около пяти вечера – впервые так поздно за эти месяцы. Когда я вышла из корпуса университета, то словно шагнула во тьму. Отчего-то фонари еще не работали, хотя было так темно, как ночью. И лишь свет, льющийся из некоторых окон, а так же белый снег, скромно лежащий на земле, спасали положение.

Я всегда опасалась этого времени суток, мне казалось, что в любой момент, из-за угла на меня накинутся монстры в человечьем обличии. Слишком много, будучи ребенком, я слышала историй об ужасных случаях, которые происходили с девушками. Но в любом случае, мне нужно было возвращаться домой. Я, торопливо пересекая почему-то безлюдную площадь перед университетом, спешила к остановке. Там хотя бы был народ. Снег приятно скрипел под подошвой моих дутых сапожек. Я шумно втянула воздух, наслаждаясь его свежестью, и заодно пытаясь успокоиться.

Когда я почти вышла с территории университета, то едва не столкнулась с моим давним знакомым, Владом. Он был не один, а с группой молодых людей, и, вероятно, именно поэтому расхрабрился. Влад шагнул в мою сторону.

– Милка, – выдохнул он мне в лицо, и я резко отпрянула от него, намереваясь обойти Влада и его пятерых друзей. Они противно заржали, и, словно, играя со мной, преградили мне путь.

– Дай дорогу, – процедила зло я Владу, сама же нырнула рукой в карман куртки, вцепляясь дрожащими пальцами в перцовый баллончик. Господи, хоть бы не было причин использовать его.

– Пущу, если ответишь. Как там с татарином-то, удалось со своей целкой распрощаться? – зло спросил Влад, надвигаясь на меня. Мой живот скрутило от страха и отвращения.

– Не твое дело, – я попятилась назад, переводя взгляд с Влада на его дружков, пытаясь оценить ситуацию – у всех них были такие лица, что я понимала – ни один из них даже не подумает заступиться за меня. Напротив, любой из них будет рад принести мне унижение. На миг, мне показалось, что я окружена не людьми, а стаей гиен. Как в мультики «король лев». Такие же противные морды, голодные взгляды, для полной картины не хватало только слюней.

– А мамка твоя узнает, интересно, что скажет? – загоготал Влад, делая очередной шаг в мою сторону.

И тут я уже не сдержалась – резко выдернув руку вперед, я направила на этого урода баллончик, с силой нажимая на него. Поток ядреного газа ударил в сторону Влада, отчего тот, на миг, завопил от боли и злобы. И, если бы он был один, я бы смогла убежать. Но его верные дружки, толпой, ринулись на меня, однако не успели даже коснуться и сантиметра моего тела, как раздался такой оглушающий свист, что мне показалось, что я оглохла.

Откуда ни возьмись, двое мужчин, как щенков, раскидали моих обидчиков, нанося им ряд точных, профессиональных ударов. Те, даже не думая отбиваться, поджав свои трусливые хвосты, разбежались в темноте, а вот Владу досталось. Когда я пришла в себя от шока, то обнаружила его, лежащего на спине, а какой-то высокий мужчина, пинал его под ребра. Каждый удар вызывал скуление у Влада. Он был так похож сейчас на побитую собаку. Только собаку мне было бы жаль, а вот его – нет. Я стояла, напуганная, не смея двинуться с места. Высокий мужчина повернул в мою сторону голову, и в нем я, с облегчением, узнала Ильнура.

– Камил, успокойся, – произнес он, отходя от Влада и уверенно шагая в мою сторону, – идем, мы проводим тебя до остановки.

Я, соглашаясь, качнула головой, и громко шмыгнула носом.

– Да не плачь ты, – раздался голос Дамира, который вышел из темноты, – никто тебя больше не посмеет обидеть. Мы их хорошо проучили.

Ильнур брезгливо посмотрел на скрюченное тело Влада, говоря:

– Добил бы сам, только это дело Тимура. Ему это точно не понравится.

При имени «Тимур» я вздрогнула, вопросительно глядя на Ильнура, тот вежливо (оказывается, бандиты умели и так) улыбнулся и протянул своим удивительно мелодичным голосом:

– Салям передавал.

Я смущенно-счастливо улыбнулась. Сердце сладко затрепетало, и, когда я благополучно добралась до дома, то уже почти не помнила о плохом. Этой ночью я заснула впервые за эти месяцы удивительно спокойным сном. В своих сновидениях я видела властные зелено – карие глаза Тимура и словно слышала его бархатистый, вызывающий мурашки и странное томление во всем теле, голос.

На следующий день Влада не было видно в университете. Он появился лишь в конце декабря – и теперь держался от меня на почтительном расстоянии, не позволяя себе даже смотреть в мою сторону. И, признаться, я была крайне рада этим переменам.

Прошли новогодние праздники, которые я, как и в прошлые годы, провела дома. Под шум салюта и петард, которые взрывали в нашем дворе малолетки, я, глядя на светящееся небо, желала себе счастья и взаимной любви. Именно взаимной – ибо только она могла быть настоящей. В эти зимние каникулы к нам приезжала сестра с сыном – и наша квартира, на время, заполнилась веселым детским смехом и запахом какашек. Это были, поистине, семейные праздники – мы смотрели старые советские фильмы по телевизору, готовили салаты и пельмени, пересматривали наши детские фото и вспоминали веселые, и не очень, истории из прошлого. К сожалению, у меня не было доверительных отношений с Машей – и я не могла ее в полном смысле назвать старшей сестрой, которая могла бы дать добрый совет, поддержать и понять – между нами были не только 7 лет разницы, но и пропасть в суждениях и взгляде на мир. Моя ранимость и мечтательность воспринималась ей как слабость, а уж мое желание быть с одним-единственным мужчиной всю жизнь и подарить ему свою невинность, считалось чуть ли не психическим отклонением в ее глазах. А еще, я чувствовала, что она никак не может мне простить того, что я появилась на свет, частично забирая любовь родителей себе. Она никогда не говорила мне об этом прямым текстом, да этого и не нужно было – это ощущалось. Пусть так. Мы были разными, но это не уменьшало моей любви к ней. Да, мы не общались тепло и нежно, но она оставалась моей старшей и единственной сестрой, которой я желала счастья. Надо ли говорить, как радовалась мама, когда мы, собравшись за одним столом, пили чай и просто болтали о том, о сем? Для матери ведь наблюдать, как ладят ее дети, большая радость. Вот и наша мама была очень счастлива.