Татьяна Свичкарь - Двойные двери

© Татьяна Свичкарь, 2019

ISBN 978-5-0050-1112-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Конечно, ему открыла не хозяйка. В таких домах, как этот, хозяйки не торопятся к двери, услышав первый звонок гостя. Для этого есть прислуга. Но и прислуга бывает разной. Достаточно бросить взгляд, чтобы многое понять тех, кто здесь правит и володеет.

Кто-то гонится за внешним лоском. Ему нужно, чтобы все – от горничной до садовника – «соответствовали». Прежде, чем сделать окончательный выбор, такой хозяин перебирает «резюме», присланные из агентств. Какое у кандидатки образование? Рекомендации? А языки будущая «Глаша» знает? Если знает – хорошо. Такую можно и в Европу с собой, при случае прихватить. Потому что сам хозяин если и знает по-английски «бэ», то на «мэ» его уже хватает, приходится на пальцах объясняться. А ноги у Глаши достаточно длинные? И на переезд она согласна? Потому что кто же будет из их села (своеобразной Волжской Рублёвки) каждый день пилить в город за полста километров-то? Тем более, что услуги Глаши могут потребоваться и ночью.

Второй вариант называется «проще некуда». Нанять в прислуги кого-то из местных жителей – и дешевле, и надежней. Тётке, которая пришла узнать про место, и поспешно стягивает в прихожей резиновые сапоги – можно платить в пять раз меньше, чем городской фифе в белом передничке. О городских зарплатах тётка даже не мечтает – это для неё что-то астрономическое, вроде расстояния до Сириуса. А за те десять тысяч, что ей тут пообещали, тётка схватится двумя руками. В городе с работой туго, месяцами искать можно, а тут – тем более. Устроиться в магазин или на почту – очередь стоит – из дедок, бабок, внучек и жучек. Есть в селе спиртовой завод, старый, ещё до революции построили. Но туда своя очередь – сплошь из мужиков.

У Котовых прислуга была как раз не Глаша, а тётя Маша Вдовина. Она и открыла Антону, и он вспомнил, что уже не раз встречался с ней на улицах. Сельским врачом он стал всего пару месяцев назад. Из местных. Если всё пойдёт благополучно, и он останется здесь на веки вечные, как собирался, ему предстоит не только познакомиться с каждым из местных жителей, но и узнать историю его рода до седьмого колена.

Тётя Маша Вдовина была полной женщиной лет пятидесяти. Чёрные волосы с проседью зачёсаны в простой узел, а глаза светлые как вода. Каких только кровей не намешано в тех, кто родился и вырос на берегах Волги! И беглые тут селились и ссыльные. А татары, чуваши, мордва и вовсе считали себя «коренными».

Он вспомнил, что слышал как-то раз в магазине, как продавщица Ольга говорила одной из покупательниц: «У Машки-то, у Вдовиной, сын так в Москве остаться и решил. Ну и правильно, где тут работать-то, а? Вот только им теперь с мужем сиротами жить. Уж к старости дело. Случись что – Борька их сюда не наездится, разве что на похороны приедет. Вдвоём-то Машке с мужиком вроде и спокойно, а всё равно обидно. Вырастили сына, а теперь вроде, как никому не нужные. И самим жить не для кого – ни внуков, никого…»

Всё это вспомнил сейчас Антон, а Маша его даже узнала сразу – врачей быстро запоминают, пусть они и приехали.

– Проходите, пожалуйста…. Елена Львовна вас ждёт.

И повела его в глубину дома – того самого, который ему так хотелось рассмотреть поближе. Но он всё делал быстро, стремительно – работал, ходил… Вот и сейчас пересёк вестибюль тремя размашистыми шагами. Успев заметить только полутьму, синие обои на стенах и синие шторы. И вдохнув тот запах – в нём ощущалась лёгкая сырость – который неизбежно сопутствует старым домам, хоть какой ты тут затей генеральный ремонт.

А дальше был уже кабинет, где его ждали, и рассматривать что-либо стало некогда.

Хозяйка дома, Елена Львовна, пожилая дама, сначала хотела поговорить с ним сама, а уже потом пригласить дочь.

Жизнь научила Антона в первые же минуты знакомства, хотя бы навскидку определять, что за человек перед ним. От этого зависело – какой тон взять в разговоре. Иногда нужно идти как по минному полю, подбирать каждое слово. Иначе вывернут его так, что, пожалуй, и жалобу напишут. Иногда, наоборот, надо взять тон старшего, подбадривать и говорить о болезни небрежно – мол, пустяки это всё, скоро поправитесь. С иными требуется изысканная вежливость, а с другими можно и матом завернуть. Потому что, если говорить о нашей медицине, часто других слов, кроме мата, не остаётся.

Другую женщину в годах Елены Львовны, молодой врач мог бы назвать «бабушкой». Но это был не тот случай. Здесь в глаза бросалось: женщина эта тщательно следит за собой. Пожалуй, ей можно было бы немного похудеть, но когда стареешь – небольшая полнота только на руку. Лицо гладкое, почти без морщин. Тёмные волосы уложены на голове короной. Домашнее платье – не какой-нибудь халат, а стильное платье, сшитое из дорогого магазина. И подкраситься Елена Львовна не поленилась и не сочла зазорным в свои годы. И взгляд у неё был – немного свысока. Такие люди даже к докторам относятся, как к обслуге. Пригласила врача, пригласила парикмахера – невелика разница.

Хозяйка чуть приподнялась с кожаного дивана (кабы не от старых хозяев остался, на вид 19-ый век), приветствуя Антона. Хорошо хоть руку для поцелуя не протянула, с такой бы сталось. И указала ему на кресло, напротив себя.

– Присаживайтесь… Антон Сергеевич, верно, да? Я хотела несколько слов сказать вам перед тем, как позову Аню. Простите, раздеться не предложила… Вещи и вашу сумку можно положить туда. Или я позову Машу, она уберёт.

– Нет-нет, то, что в саквояже, может мне понадобиться.

– Ах, да… Конечно…

Прежде, чем сесть, Антон сбросил лёгкую синюю ветровку, небрежно бросил её на спинку кресла. Чемодан у него напротив был – старинный, настоящий докторский, тяжёлый. Выпросил когда-то у одного из маминых коллег, старенького невропатолога.

В свою очередь хозяйка разглядывала врача, которого ей так расхваливали: и внимательный, и знающий. Молодому человеку, сидевшему перед ней, было лет тридцать, вряд ли больше. Прекрасно сложен, короткие рукава футболки открывали загорелые мускулистые руки. Волосы тёмные, очень густые, волнистые – какой-нибудь девушке подарок бы были – такие волосы, а достались – мужчине. Узкое лицо, крупные, чётко очерченные губы, сильный, может быть, немного великоватый для этого лица нос. А глаза глубоко посаженные, почти чёрные. Взгляд такой внимательный – в самую душу…

Елена Львовна поправила на плечах пуховый платок:

– Вы понимаете, при Анечке всего этого лучше не говорить. Но, может быть, вы сделаете какие-то выводы из того, что я скажу… в плане лечения. Ей… Ане тридцать пять лет, – Елена Львовна сделала трудную паузу, даже голос казался сдавленным, когда снова заговорила, – Аня не замужем и никогда замужем не была. Семья наша, она всегда была обеспеченная. Я надеялась – всё у моей девочки будет: подружки, мальчики. Но, начиная со школы – никогда, ничего. Всегда Анечка одна. Я понять не могла – что ж такое?