Владимир Тучков - Русский эндшпиль

Тебе такой бесшабашный подход, конечно же, импонирует. Потому что у тебя в запасе, как известно, вечность. И я не буду тебя в этом разубеждать. Потому что прекрасно знаю: старческие советы об избегании губительных излишеств действуют на молодых балбесов противуположно. Наслушается их молодой балбес – в данном случае ты – и словно с цепи сорвется. И ну предаваться таким разрушительным излишествам, о которых он только что и не помышлял. Перечислять их тебе я не буду, сам лучше меня знаешь.

Почему так происходит? Да потому, что тот, кто дает советы об избегании, сам в свое время недостаточно придерживался стратегии саморазрушения. Это прекрасно видно по его неплохо сохранившейся роже. И, следовательно, он дважды лгун! Во-первых, не исследовав как следует действие пороков на человеческий организм, он сам не знает, о чем говорит. Это ложь объективная. Но присутствует и субъективная ложь, то есть правда, которую ты воспринимаешь как ложь. Потому что, во-вторых, глядя на его хорошо сохранившуюся рожу, ты думаешь: врешь, батя, по тебе видно, что пороки и излишества ни хрена особо страшного с человеком не делают.

И такой ход твоих мыслей – это величайшее благо. Но не для тебя, а для следующего поколения, тебе ненавистного, которое будет называть тебя «батей» и хлопать по плечу.

Так вот, не поверишь ты старому лгуну, неплохо сохранившемуся, и начнешь проделывать над собой чудовищные эксперименты. Жить на разрыв даже не аорты, а гранаты в черепной коробке. И станешь ты в сорок лет совершеннейшей рухлядью, трижды Инвалидом России.

И когда начнешь рассказывать молодому поколению о губительности пороков и излишеств, то не поверить тебе будет невозможно. Даже пьяные и обкуренные мгновенно протрезвеют и очухаются и будут внимать тебе с превеликим ужасом, запечатлевшимся в расширенных зрачках. И похлопают тебя по плечу, и скажут уважительно: «Да, батя, ты прав!»

И не будет то поколение, ненавистное тебе, нещадно себя губить. И когда дозреет до позорного возраста, то следующее поколение – твои внуки, до которых ты не доживешь, – не поверит поколению твоих детей и станет как ты.

Вот так, дорогой мой, и работает основной закон генетики: наследственные признаки передаются от дедов внукам.

Вот это и есть закон отрицания отрицания. Работает железно, хоть ты, зачитавший до дыр Витгенштейна, Фуко и Фукуяму, отродясь о нем не слыхал. И, подозреваю, ничего не знаешь о его источнике.

Вот так вот, блядь, сынок!!!

Тебе, конечно, прекрасно известна категория людей, с дьявольским сладострастием изливающих свои проблемы на окружающих. Есть среди них подгруппа, которая специализируется на теме здоровья. То есть его утраченности и испорченности. Эти самые противные, поскольку выплескивают на замешкавшегося слушателя даже такие омерзительные подробности, как содержание в моче чего-то такого, чего у приличных людей в моче быть не должно.

Причем они не только противные, но и глупые. Поскольку все эти сладострастные сетования абсолютно бессмысленны. Поплакавшийся по поводу нищеты еще имеет шанс, хоть и призрачный, получить сколько-то денег. В качестве откупа, чтобы не терзал рассказами о том, что вынужден подтирать задницу мелованными рекламными листочками, которые он выпрашивает у метро у распространителей. Но никто не способен вернуть хотя бы капельку здоровья, как бы исповедующийся ни глумился над своими слушателями.

Так вот я не стану доставать тебя аналогичными рассказами, хоть мне и есть что тебе поведать, отчего у тебя физиономия перекосится. Скажу лишь одну вещь: велика вероятность, что скоро я оглохну. Но не для того, чтобы тебя порадовать. Как раз напротив. Начнешь ты мне говорить какую-нибудь глупость, вставляя через слова «батю». А я буду смотреть на тебя и согласно кивать головой, поскольку буду уверен, что ты называешь меня «Владимиром Яковлевичем», а себя – «мудаком неразумным». И такой ты мне будешь даже отчасти симпатичен.

Что ты будешь думать обо мне, меня волновать не будет абсолютно.

Так вот, о глухоте. Я не случайно завел о ней разговор. Данная награда уставшим от этого уходящего мира, в котором ты захватил все время, включая и мое, имеет совершенно конкретную природу, которая называется кохлеарным невритом, или потерей чувствительности слухового нерва. Вообще-то, в организме есть еще и другие нервы, их много. И ты убежден в том, что у меня они почти полностью утратили чувствительность. А у тебя они обостренно чувствуют, вибрируют, словно божественная скрипка. И следовательно, ты натура тонкая, ощущающая окружающий мир во всех его нюансах. А я, соответственно, бревном бревно.

В связи с этим я вынужден рассказать реальную историю, которая произошла во время выбора лауреата питерской поэтической премии. Жюри склонялось к тому, чтобы премию получил Виктор Соснора, поэт замечательный, хоть, конечно, и немолодой. И тут встал поэт Александр Кушнер, также далеко не юноша, и сказал, что Сосноре давать премию нельзя. Потому что он абсолютно глухой. В какой-нибудь другой стране, политкорректной, Кушнера тут же потащили бы в суд. Или здороваться, как минимум, перестали бы. Но у нас страна особая. Поэтому ему дали продолжить разоблачение глухого Сосноры. И он продолжил: поэт, который не слышит музыки слова, не может писать хорошие стихи. Поэтому глухому Сосноре премию давать никак нельзя. И не дали. С чем ты, конечно, согласен, поскольку негоже раздавать премии бревнам, когда есть такие, как ты.

Надо сказать, что поэт Кушнер года через два получил совершенно чудовищную по количеству баксов премию, которую ему выдало РАО «ЕЭС России» и лично обокравший всех россиян Чубайс. И Кушнер не отказался. А должен был. Поскольку всем прекрасно известно, что Кушнер пользуется слуховым аппаратом и, следовательно, воспринимает музыку слова в искаженном виде.

Так что все эти разговоры о глухоте – от лукавого. А Кушнер и есть тот лукавый. Потому что Соснора – поэт-авангардист, а Кушнер – традиционалист. И, следовательно, он эстетический враг Сосноры, не гнушающийся никакими средствами для того, чтобы похоронить своих противников. А глухота тут абсолютно ни при чем.

Так что ты, когда настаиваешь на своем особом чувствовании мира, обостренном и уникальном, ничем не отличаешься от того же Кушнера. Дело в том, что нервы или же рецепторы, которые у тебя особо чувствительны, передают улавливаемые от окружающего мира сигналы в мозг. И вот уж он-то и есть та самая скрипка, которая то радостно поет, то чувственно плачет. То есть прежде всего должен быть мозг. У тебя, конечно, под черепной коробкой есть что-то такое. Но это что-то назвать мозгом – язык не поворачивается.