Дмитрий Болотов - Слоны и песок

Соне папа подарил полосатую кошечку, один глаз отвалился и потерялся. Оля-повар пририсовала ей оторванный глаз зеленым маркером. На глаз не похоже, похоже, что прижгли зеленкой.

Человек не просто стареет, у него то приступ старости, то обратно слегка помолодел.

Девушка с ребенком на руках нагрела свечку так, что она у нее загорелась с другого конца.

В чем существенная разница между первым и последним снегом. Про первый все сразу знают, что он первый. А про последний – никто. И когда уже окончательно ясно, что он был последним – все о нем уже позабыли.

Подслушал, как женщина ставит свечку: Господи, дай нам только здоровья, больше нам ничего не надо.

Солнце скрылось за край окна, и теперь я гляжу на снег. Там, где вчера были лужи, теперь проталины.

Общее между людьми и снегом: человек в первый раз появился в церкви, и потом навсегда исчезает. И это замечаешь не сразу, ведь никогда не знаешь точно, что видишь кого-то в последний раз.

И даже в ясный день, среди бела дня в церкви немного сумеречно.

Мужчина долго стоял у канона, теперь стоит перед иконой Спасителя, закрыл глаза и покачивается с пятки на носок.

Жил-дремал и умирал-дремал.

Как легкомысленно я прожил жизнь. Как легкомысленны хоть эти листки.

Трактат о ветрах: как он воет, как раскачивает деревья, осязанье его лицом.

Пока солнце низкое, и тени особенно причудливо длинные.

Дотягиваюсь взглядом до могил.

Мужик поцеловал подножие креста на Голгофе, а баба ему: Миша! Миша! Куда я тебя учила – в ножки.

Дремлю у стола для записок, подрыгивая ногой.

На кладбище мне несколько раз попались на глаза рыжие крысы.

Мало людей и машин, улица на углу с Авиационной перегорожена. Редкая возможность при свете дня наблюдать пустынность городского клочка.

На улице мужик разговаривает по телефону. Рядом с ним несколько белых пакетов, похожих издали на стадо гусей.

У женщин, заходящих с жары, мокро между лопаток.

У церковного прилавка мама с мальчиком и старый дядечка. У мальчика оторвалась маленькая пуговичка, через минуту у дядечки из кармана выпала булка.

Молодые липы трепещут листвой на вечернем жарком ветру.

Когда под ветром ель и береза шевелятся, видно, что это два дерева, разных не только по форме, но и по содержанию. Как будто и человек бывает более лиственным, либо хвойным.

Большая чайка взлетает из мокрой травы. Чайка до чего большая, шею вытянет – как гусь.

Бабушки у канона говорят о недавно умершем священнике: ему теперь ничего не надо. Ни есть, ни пить – ничего не надо. Жалко, – говорит другая. – Конечно, жалко, не то слово, жалко!

Ну вот и ветер, от предчувствия которого у меня щемило сердце. Но вот ветер поутих, и его защемило снова.

Девушка у кладбища фотографирует собаку: усадила ее так, чтобы в кадр поместилась цветочная клумба.

Истинное призвание поэзии – утешение.

У женщины высыпались монетки, и раскатились по камню.

Розовая девочка с игрушечной коляской. Приходят на ум: игрушечный гробик, игрушечный катафалк.

На могильном кресте для священника фамилию поставили в скобки, а так, оказывается, делается только для монахов.

На трапезе заговорили про медуз, что, оказывается, врагов у них нет, а они все ядовитые. Их враг только море, выбрасывающее их на берег.

По нестриженной траве ходить мокро.

Юноша в церкви кланяется так низко, что между расставленных ног показывается его перевернутое лицо.

Трава разрослась в получеловеческий рост.

Взлохмаченное небо.

Женщина спросила про икону: а кто это с крыльями? – И произнося «с крыльями», помахала руками.

Кто-то разорвал исповедальную записку о грехах и выбросил в урну а ветер разметал обрывки по площади. Я их собрал, скомкал получше и бросил обратно, а ветер снова разметал и расправил.

Мужчина объясняет дочке лет восьми-десяти: он отдал сына, чтобы люди его растерзали – искупил грехи человеческие.

На отпевании мужчина фотографирует покойную в гробу на телефон, издающий звук капающей воды.

Слушая шум деревьев, я подумал, а шумят ли деревья зимой? Или лишь ветер шумит, а деревья молчат.

Папа присел на корточки, фотографирует снизу вверх сына, играющего на скрипке на фоне церкви.

Настоятель в проповеди сказал, что Предтече усекли главу «по прихоти какой-то плясуньи»\

Опять с неба сыпется это слабое подобье снега, и даже не тает, а остается, покрывая землю белым налетом. Кажется, что сейчас полетят листья, и опадут на снег. И опять пойдет снег, и укроет листья.

Теперь вместо снега хлещет по лицу холодный дождь.

Первые сумерки со снегом: земля светлее неба.

У стола для записок долго сидит негритянская девушка с грустным лицом.

Таня заметила на краю паперти пятна крови. Я связал это с тем париком, что утром обнаружил у входа. Шла ночью пьяная, споткнулась, разбила голову, потеряла парик.

У некрасивой девочки забавные маленькие фигурки: тоненькая балерина, а другая, кажется, продавщица овощей. Мне показалось, у нее в руках маленькая морковка.

Играла в свои фигурки, присев у записочного стола.

Славик купил у Т. картину – и мы купили новый диван.

Машины, проезжая под окнами, наезжают на люк, производя одинаковый звук.

Кривые деревья на Петроградской, как будто для лазанья по ним.

Трамваев здесь не слышно, на Литейном бесшумные рельсы.

Любин пиджачок нашли. Вчера на молебне перед началом учебного года исчез Любинькин пиджачок. И вот звонок, ночью, я уже сплю. Люба вспомнила, что пиджачок она вешала в шкаф. Я посмотрел – лежит пиждачок, с вешалки съехал. Маша с Колей пришли за пиджачком.

Я немножко даже переживал: когда-то, тоже в мое дежурство, пропала Любинькина коляска.

Сегодня вышли с Зинаидой Ивановной, любимой уборщицей. 3. И. рассказала, как были в Вырице. «Почему в Вырице? Ах, в церкви…» Они туда ездили вместе с другими бабушками. Рассказала, как сперва никого не было, а потом батюшка вышел, и другой батюшка приехал, из другого храма. И стал один для другого – акафист служить. А мы все на коленочки встали.