Виктор Алехин - Самая большая мечта

– Это просто глупо, Эльвира, – растерянно смотрел Кулькин на девушку.

– Да я пошутила, – солнечно улыбнулась Эльвира, окрылив миллионера радостной надеждой.

– Ну конечно же, пошутила! – расправил плечи Кулькин. – Я так и подумал. Я тебя за это еще больше полюбил. Ты прекрасная девушка. Моя вторая половина.

– Но я пошутила не в том смысле, в котором тебе показалось.

– А в каком же? – выкатил Кулькин глаза.

– Представь себе такую сцену. Ты приносишь деньги для сжигания, кладешь пакет в определенное место и поджигаешь его. Деньги начинают гореть. И ты спокойно наблюдаешь, как твои капиталы превращаются в дым и пепел. Пакет горит. Огонь уже подступает к деньгам. И как раз в этот момент я быстро бы загасила разрастающееся пламя, чтобы спасти деньги. Не такая я дура, чтобы сжигать деньги. Да еще и такие большие. Теперь ты понял, в каком смысле я пошутила. Я решила по всей строгости проверить тебя. Твою пылкую любовь ко мне, – с язвительной насмешкой говорила Эльвира. – Ты не выдержал испытания.

– Эльвира, давай встретимся с тобой после моей командировки. Я уверен, что ты забудешь о своей шутке. Шутки давай отставим в сторонку. Договорились?

– Нет, мы с тобой ни о чем не договоримся. Я для тебя дешевле денег, – презрительно засверкали ясные глаза девушки. – Я уважаю мужчин, которые ради женщины могут пойти на любые жертвы. Ради любимой женщины. Все, что ты говорил мне – это всего лишь пустые слова. Ты не рыцарь и никогда им не станешь.

– Слишком жестокую шутку ты придумала, – угрюмо произнес Кулькин.

– Может быть.

Эльвира резко развернулась, и, не сказав больше ни слова, ушла. Каблучки ее туфелек дробно стучали по асфальту.

В полдень разыгралась страшная, свирепая буря. Артиллерийской канонадой загремели, загудели железные крыши домов, взлохмаченными гривами несущихся по прериям диких мустангов, гнулись к земле ветви деревьев, где-то, будто израненный выстрел, хлопнула калитка, кругом всё завертелось задрожало, запрыгало, и можно было подумать, что наконец наступил конец света. В мгновение ока всё небо, от горизонта до горизонта, затянулось непроницаемой толщей черных и мрачных облаков, несущихся неизвестно куда с ошалелой скоростью. Солнце пропало, стало темно, как в пещере питекантропа.

Дворовые псы, жалобно скуля и в испуге поджав хвосты, разбежались по своим конурам, в палисадниках, рощах затихла неугомонная воробьиная симфония, синички бесшумно юркнули в непролазные сиреневые заросли. Всё ползающее, летающее, прыгающее забилось в глубокие щели, трещины, притаились на чердаках, в подвалах, под камнями, в болотных камышах, в оврагах. На улицах не осталось ни одной живой души. богомольные старушки, припав на колени перед образами, усердно молились, с опаской поглядывая в окна на страсть господнюю. Из всего поселка непогоде радовался один только Коля Катушкин. Он пришёл из школы, пообедал, хорошо оделся, чтобы не продрогнуть на пронзительным октябрьском ветру и, ничего не сказал бабушке, незаметно выскользнул из дома и скрылся в известном одному ему направлении. Маленькая речушка, которую дальние предки почему-то назвали Битюгом, голубым полукольцом опоясывала его родную неказистый деревушку. В этом как раз вместе она расширялась и принимало форму озеро подобной чаши с отвесным правым берегом и становилась глубокой. А в одном месте берег сильно возвышался и потом отвесно падал к реке. Местные мальчишки окрестили это место котлом. И оно действительно было похоже на громадный котел, в котором вода бурлила, крутилась юлой, пенилась, соскальзывала в глубину и вновь поднималась на поверхность и крутящимися волчками уходила вдаль.

Коля вприпрыжку спустился по крутой извилистой тропинке к реке, по которой катились высокие волны с пенистыми гребешками.

Их шум, сливаясь со звериным воем и свистом ураганного ветра, почти совсем заглушал гул высоко летящего реактивного самолета. Бегущие одна за другой волны со змеиным шипением накатывались на береговую песчаную гладь и, смачно облизав ее, бесследно скатывались обратно в свое извечное лоно и, казалось, что этому не будет конца.

Коля во все глаза смотрел на эту романтику, и от ее величественности и торжественности у него захватывала дух. Хотя было немного страшновато. Но он напрягал всю свою детскую волю, всю смелость и старался не думать об этом плохом чувстве, которое приходит только к трусам. Ветер сбивал его с ног, парусом раздувая его куртку, вихрем крутился в широких резиновых сапогах, а новенькую спортивную шапочку пришлось сильно натянуть на уши. Чтобы она не улетела невесть куда. Щурясь от бьющего в лицо ветра, он внимательно вглядывался в одну точку – на самый высокий выступ берега, но который метров на двадцать вклинивался в реку. До него было метров сто. В воображении шестиклассника он рисовался гранитной непреступной скалой, грозно возвышающейся над берегом. И Коля избрал его конечной целью своего путешествия. Размашисто шагая по берегу, он подошел к маленькой утлой плоскодонке, снял цепь с прикола с легкостью кузнечика прыгнул в неё оттолкнулся веслом, проворно уселся на корму и поплыл навстречу волнам и ветру. Холодные брызги, словно бы хлестали щёки, глаза, губы, мешая плыть по намеченному курсу. Вода с хлюпаньем и уханьем разбивалась приподнятый нос лодки, перескакивая через борта, и перекатываясь, переливаясь по дну лодки из стороны в сторону, стала потихоньку подкрадываться к сапогам Коли. Он то и дело перебрасывал весло с одного бока лодки на другой, изо всех сил стараясь пересилить напор разбушевавшейся стихии. Устремляясь вперед, Коля случайно повернул голову в сторону крутого берега. Там, на краю обрыва, нависшего над водой, стоял человек в длинном плаще. Коля сразу его узнал. Это был учитель географии Вячеслав Петрович. Если бы ветер не трепал полы его плаща, то учителя можно было бы принять за монумент: с такой неподвижной окаменелостью он стоял на самом краю обрыва. Коля даже подумал, что Вячеслав Петрович в такой позе очень похож на каменное изваяние Витуса Беринга, о котором он недавно рассказывал ученикам на уроке географии. Краем глаза Коля заметил, что учитель пристально всматривался к нему. Он даже сдвинулся со своего места и потихоньку пошел по берегу, всё время держась наравне с лодкой. Пройдя так несколько десятков метров, он спустился по пологому участку берега, прямо к воде и рупором приставил ладони к губам.

– Коля! Катушкин! – громка кричал Вячеслав Петрович, стараясь перекричать шум ветра и волн. – Немедленно вернись! Лодка может перевернуться!

– Я хорошо умею плавать! – энергично работая веслами, крикнул Коля.