Александр Орлов - Репетиция

– Понравится, понравится. Это еще, может быть, и наш театр спасет? – непонятно, но убежденно ответила его собеседница. – И вообще, он мой жених! И папа не против. Только говорит: «Институт сначала закончи», – ну, это мы еще посмотрим!

– Кхм! А что вы про какой-то «театр» говорили?

– У нас самодеятельный театр…

– Простите, что перебиваю. У кого это «у нас»?

– У нас еще в институте был студенческий театр. Ну, он и сейчас есть. Но Саша-то уже там не учится! И вот мы решили создать свой самодеятельный театр, ну или студию, – «С песней по жизни». Нашли помещение – на фабрике «Красный деревообделочник». У них есть что-то вроде клуба. Папа договорился – он как раз им заведует. Мы там и живем. Ну, то есть – в том же доме. Там на втором этаже квартира, а на первом – «Ленинская комната» и такой залище, что вся фабрика влезает, когда они собрания какие-нибудь устраивают. Не знаю, что там до революции было, а в двадцатые годы – там точно рабочая самодеятельность занималась. Сейчас им, конечно, не до самодеятельности. Рабочие разбегаются… А потом разговоры пошли, мол, весь первый этаж собираются какому-то кооперативу в аренду сдать! Ну, сдадут или не сдадут – это еще неизвестно. Петр Петрович, по-моему, просто из вредности хочет нас выставить!

– Директор?

– Активист – «Заслуженный деревообделочник»… Ему уж и про «перестройку», и про «гласность» – всё без толку! А нас ведь уже и на конкурс приглашали!

– Так! Я вам сочувствую, но теперь колитесь: я-то здесь при чем? С чего это вдруг вы решили благотворительностью заняться?

Даша печально вздохнула и продолжила свой рассказ:

– Недавно приехал к нему в гости приятель – Славский Трофим Денисович. Говорит, что – режиссер. По-моему, так проходимец какой-то. Вот они несколько дней водку пили, а потом вдруг и заявляют: мы, мол, написали сценарий и решили привлечь вас с «дружком твоим» к постановке спектакля к юбилею фабрики. Возродить, так сказать, славную традицию рабочей самодеятельности «Красного деревообделочника»! Тогда закроем глаза на ваше песенное безобразие и про помещение словечко замолвим. Ну, мы и согласились. Стали репетировать… Завтра должен кто-то из райкома приехать – генеральную репетицию смотреть. А тут Сашу в командировку заслали! Так этот гад и говорит: «Что хотите делайте, но если просмотр провалите – пеняйте на себя!»

Тут наш герой начал уже смутно о чем-то таком догадываться…

– И о чем же спектакль? – вкрадчиво поинтересовался Илья Сергеевич.

– Да, дебилизм какой-то. «Антирелигиозная комедия против пропаганды общества потребления», – процитировала Даша. – Или что-то в этом роде. Про «грехопадение». Я Еву играю, а Саша – Адама…

Нилов уставился на эту «несостоявшуюся актрису». Он только сейчас заметил, что у нее рыжеватые волосы, беспокойные с хитрецой глаза и движения – только на первый взгляд суетливые, скорее – быстрые и уверенные. «Экая лисица!»

– В фиговых листочках играете? – криво усмехнулся Илья Сергеевич. – Ах, нет! Совсем позабыл! Листочки-то они только потом нацепили.

– Нет! Адам – рабочий, Ева – колхозница… Главное, что эти райкомовские «культуристы» Сашку в лицо знают! А вы с ним очень похожи, прямо одно лицо! Я вас как увидела…

– У тебя здесь всё в порядке?! – перешел на «ты» Нилов и покрутил пальцем возле виска.

– Там у вас и слов-то почти нет! В основном змей говорит – он Передовую Науку представляет, да я «искушаюсь». В конце мы все поем, но под фонограмму. Надо только рот открывать…

– Да не стану я в вашем сумасшествии участвовать! Кстати, если вы вместе учились, этому Саше лет…

– Он не сразу поступил – после армии. Ему уже двадцать шесть…

– А мне скоро тридцать шесть исполнится!

– Да? Да, конечно, я понимаю… Но вы все равно у нас оставайтесь. Я же обещала! – всхлипнула Даша.

Они немного прошли уже молча. Как ни странно, несмотря на все свое «здравомыслие», в душе Нилов нимало не усомнился в искренности своей спутницы. Он даже ей сочувствовал!

– А почему ключи от комнаты соседа – у вашего папы? – небрежно полюбопытствовал Илья Сергеевич, снова переходя на вежливое «вы», когда они уже совсем приближались к месту назначения. Так, словно все остальное ему было совершенно понятно.

– Потому, что это наша комната. Когда нам комнату дали, мы перегородили ее пополам – там два окна. В одной комнате я живу. В другой – жили родители. Потом, когда мама умерла, мы ее сдавали, а потом там Саша поселился. А папа в клубе живет. Там есть каптёрка, а в ней: топчан, плитка. А в «Ленинской комнате» – даже телевизор. Хотя он телевизор не любит смотреть. Говорит, что если захочет развлечься, то лучше в цирк пойдет… А иногда на складе ночует – он там ночным сторожем подрабатывает…

Вот таким странным образом, за непринужденной беседой и совершенно неожиданно для себя, наш герой и оказался поутру наедине со своими мыслями и древним ясенем. Впрочем, ко многим странностям этого своего последнего вояжа он стал уже привыкать.

– Итак, вы – Дарья Казимировна? – наклонил голову Нилов. – Ну что же! Ведите меня, таинственная незнакомка.

– Что, не похожа? – облегченно хихикнула его провожатая. Казалось, она обрадовалась уже тому, что оставленный под деревом приезжий ее послушно дождался. И, по-видимому, не оставляла надежду втянуть его в свою сомнительную авантюру. – У меня бабушка полькой была, а мама – русская… И мы уже час как знакомы!

– Я не это имел в виду, – смутился Илья Сергеевич.

Между тем они вошли в парадное, миновали массивную двухстворчатую боковую дверь и стали подниматься по лестнице.

– Да! Когда вы ходили за ключами, я там, в окошке, видел человека, – вспомнил Нилов. – Может быть, это хозяин вернулся из командировки? Он мне даже рукой помахал.

– Нет, папа бы знал! Наверное, вы окно перепутали – там дальше комната Николая Севериновича, художника нашего. Хотя странно – он так рано никогда не встает. Тот человек в очках был?

– Определенно нет.

– Тогда вам показалось. У Николая Севериновича зрение минус пятнадцать.

На площадке второго этажа было уже две двери. Возле правой – стояли костыли.

– Нам сюда, – показала Даша на дверь слева. – А в другой квартире как раз Петр Петрович проживают.

– Он что, инвалид?

– Какое там! Весной с лестницы свалился – ногу подвернул. С тех пор костыли с собой на работу таскает, если не забудет. Вот, мол, «работаю не щадя себя».

Девушка отомкнула входную дверь, и они вошли в просторную прихожую.

– Вот моя дверь, следующая – ваша, дальше – Николая Севериновича, напротив – Ивана Ивановича, он музыкант. Справа по коридору – туалет и ванная, а дальше – кухня… Кухня у нас общая со второй квартирой. Собственно говоря, это одна квартира. Просто сделали в каждой части свой вход, ну и «удобства», а кухня общая.