Оксана Демченко - Вошь на гребешке

Кричать она не умела, так что свой нелепый срыв и жалкий скандал прошептала все в ту же чашку. Влад тоскливо глянул за окно, на мерзкие трубы Капотни. Район соседний, а вонью делится щедро… Чем гаже дрянь, тем она ловчее приживается в столичной атмосфере, это доказано давно. В иное время Влад высказал бы вслух столь занятное замечание, а Маришка бы хихикнула и одобрила: звучно. Но не теперь.

Маришка с первого дня знакомства была существом непостижимым, умеющим удивительно слушать и вникать, давать дельные советы по всякому новому проекту или превращать неудачи в нечто маловажное, случайное… Пока не появился Мишка, сама она успешно работала и была ценима сослуживцами. Все друзья Влада приняли Маришку еще до того, как знакомство переросло во вполне официальные отношения… Увы, иногда она замыкалась, упиралась и становилась невыносима. Совсем как теперь. Достижения и успехи теряли глянец, победы казались сомнительными, а цели и вовсе ложными. Отвратительное ощущение того, что тебя не уважают и даже не ценят, в такие минуты перевешивало иные доводы. А причины очередного истерически-женского срыва, если до них неимоверной ценой удавалось докопаться, всегда оказывались ничтожны. Летом, когда Влад сообщил, что намерен съехать отсюда, Маришка криво усмехнулась и предположила, что он боится заразиться послеродовой депрессией. И они поссорились тихо, но как-то окончательно.

– Ну, давай хоть на позитивной ноте разойдемся, – предложил Влад, помня вторую и главную цель разговора, помимо перевода средств через карточку и попытки поддержания отношений. – Скоро у Костика праздник, Альке годик. Я заеду за тобой, возьмем Мишку и все вместе попробуем выйти в свет, так сказать. Отдохнем, покушаем плов. И вот что: в субботу вместе купим Альке подарок, а? Ты умеешь выбирать детские лучше, чем я.

Маришка молчала, кусая губу и отчетливо заметно – сглатывая слезы. Нелепое ее поведение все более раздражало, Влад покосился в сторону прихожей, намечая путь к отступлению. Нетронутый торт кис на блюдцах, голландские тюльпаны обреченно чахли на столешнице у плиты. Влад запоздало удивился себе самому, явившемуся не в гости, а домой – ведь иначе он спросил бы первым делом о родственниках. Так принято, и он неукоснительно следовал здравым рекомендациям, помогающим наладить деловой контакт и немного его «утеплить». Но спрашивать о своих, домашних? Вроде нелепо. Хотя он не был здесь давно, он стал чужим.

– А давай просто разойдемся, – сказала Маришка неожиданно безразличным тоном, подняла голову и посмотрела на Влада в упор, даже попробовала улыбнуться сухими губами. – Не надо тратить на меня субботу, возиться с выбором подарка Альке и… Хотя погоди, теперь я поняла: тебе нужен Костик, вот с чего началась история с поездкой сюда. Ах, теперь отчетливо вижу! Напридумывала невесть чего, а ты всего лишь решаешь бизнес-задачу. Иди, Владик. Мы тебя не подведем, если это будет возможно.

– Что-то с Мишкой? – запоздало испугался Влад.

– С ним все хорошо, – отозвалась Маришка. Встала и указала рукой в сторону коридора. – Темы исчерпаны. Я поняла тебя, схожу в банк и заведу карточку, и сразу по почте сообщу реквизиты.

– Точно все в порядке? Почему я должен чувствовать себя виноватым, хотя, в общем-то, поступаю правильно?

– Ты ни в чем не виноват. Лапши хочешь? – Маришка добрела до прихожей, шаркая тапками, и резко хлопнула по верхней коробке.

– Предпочитаю японскую стеклянную, если еще помнишь. С креветками и соевым соусом.

– Япония в тренде, – кивнула Маришка.

– В пятницу созвонимся, сверим планы, – бодро пообещал Влад, набросил пальто и отступил за дверь.

Замок щелкнул. Стоять и видеть дверь перед самым лицом было как-то нелепо. Влад пожал плечами, запоздало выражая и недоумение, и порицание такого отношения к себе. К лифту он зашагал по коридору, временно расчищенному от коробок. Скрипнула дверь соседей-китайцев, коим Влад по наследству мысленно приписал фамилию Горуненко. Дедок, сморщенным ликом подобный рекламе женьшеня, выглянул и разразился тирадой на родном для себя языке, обращаясь к незнакомцу и определенно – ругаясь. Дед пригрозил пальцем и напоследок прокричал нечто особенно визгливое. Постоял, ожидая ответа, но тщетно: Влад добрался до лифта. С тоской подумал, что только что сюда грузили коробки, вероятность застрять немалая. А дел до вечера – ох, как много!

Маришка в общем-то, ошиблась, он пришел не ради Костика, а вернее не только для сохранения полезной школьной дружбы. Он остро нуждался в возможности поделиться тем, как много сделано, посетовать на усталость. Рассказать о перспективах проекта и выслушать советы – словом, он хотел попасть домой. А забрел в китайское общежитие с древним дедом-скандалистом и неузнаваемой Маришкой, ледяной и безразличной.

– Зачем ей лапша? – спросил Влад у двери лифта.

Нитль, замок Файен, хрустальная восьмица

Лето от осени отделяет хрустальная восьмица 48 48 Луна у Нитля одна. То есть сейчас именно так. А надолго что-то утверждать в отношении мира, который себе на уме и корнями тянется во все стороны… Никто и не утверждает. Луна одна и четверть её полного периода – восемь дней. Месяц Нитля – четыре недели. , время прозрачной легкости и хрупкого, но нерушимого мира стихий и сил. Луна высоко взбирается на небо и подолгу улыбается солнышку, её оттенок обманчиво близок к серебру, свойственному молодой весне. Холодная синева осени почти не заметна: она выявится позже, во вторую-третью восьмицу. Небо такое глубокое и кристальное, что запутавшиеся в волосах ветра паутинки издали видны всякому, а не только вальзу, наделенному даром духа.

Свет утрачивает ослепительную жесткость, жара не дрожит полуденным маревом над крышами и темными скалами. Тени лишены мрачности, лес дремлет в неге тепла, смешанного с сиреневыми туманами прохлады. Буги и иные твари, крупные и мелкие, кочуют к югу или усердно роют зимние логова. Деревья умиротворенно шелестят, напоенные влагой последних летних дождей – согретые солнышком, отмытые от пыли, они широко развернули бронзовеющие листья. Корни замерли в покое, занятые предосенним делом: пока есть время и силы, выступающие над почвой наращивают толстую зимнюю кору, а подземные – поглубже прячут нежные молодые побеги. И нет им дела до людских троп, и стоят без трещин самые глубокие подполы.

У людей хрустальная восьмица – праздник. Летние заботы завершены, сонный лес дает возможность и слабым свободно передвигаться от селения к селению даже ночами, имея в охране всего-то одного посредственного вальза. Дети безбоязненно бегают в чащу и собирают орехи, нагребают шишки для растопки, вяжут в охапки хворост. Самые отчаянные шепчутся с ленивыми корнями, уговаривая подарить сухой алый цвет 49 49 Он дарует, исполняет любые желания – правда, сбудутся они лишь во сне. Детей это устраивает. , уже высеявший семена. Угольщики кланяются старым деревьям, испрашивая разрешения взять для дела сухостой.