Игорь Шиповских - Сказка о Стешеньке

Когда-то давным-давно в старые добрые времена честных королей и великих царей жил в нашем расчудесном государстве один очень талантливый и трудолюбивый художник с немного странным для наших мест именем – Дасий. Разумеется, многих удивляло, откуда у него такое вычурное имя, кругом Иваны, Федоты да Алексашки с Петрами, а тут на тебе – Дасий выискался. Однако как только эти многие узнавали, что означает его имя, то всякое удивление у них сразу пропадало, потому как означало оно «добрый», «участливый», «мудрый» и даже «справедливый».

И надо отметить, что художник полностью соответствовал своему необычному имени. Был точно таким же добрым, мудрым, справедливым, и всегда принимал благое участие в судьбах незаслуженно обиженных людей; бедняков, сирот, убогих, или любого другого человека, не могущего самостоятельно обеспечить себя защитой, кровом и пропитанием. Вот настолько он был сердобольный.

Бывало, увидит старика или калику прижавшегося к забору и схватившегося за сердце, так обязательно подойдёт, спросит, как тот себя чувствует, и не нужна ли ему помощь. Ну а если окажется что человеку действительно плохо, то тут же проводит его к доктору или какому другому лекарю. А уж коли человек просто устал, или оголодал от нехватки денег, так он непременно ему пятак на еду даст, а то и гривенный отвесит. И даже случалось, бедняков рублём одаривал, чтоб те себе новые портки купили.

Одним словом, щедрым был художник, не скупился, не жалел для людей средств, считал их всех своими друзьями и чуть ли не братьями, никому в помощи не отказывал. И вот может быть по этой самой причине жил он небогато, скромно, если не сказать бедновато. Лет ему было уже за пятьдесят, и из всех его крупных достояний за ним числилась лишь небольшая лачужка-мастерская, в которой он собственно и обитал. Состояла она из кухни, сарая, пары крохотных комнатушек, и одного более или менее вместительного помещения. Это-то как раз и была сама мастерская, где он работал.

И чего только у него в ней не хранилось, вся она была забита какими-то холстами, рамками, полотнами. Уставлена столиками с кистями, красками, колбочками с лаком и разбавителем-керосином. В общем, целая лаборатория. Ну а как апофеоз всего этого хаоса в центре мастерской возвышался огромный, старинный, дубовый мольберт. Естественно, у художника имелись ещё и треноги этюдники для выхода на пленэр, но тот мольберт был его главной гордостью.

– Это мой талисман!… с него сходят такие полотна, которыми можно восхищаться и любоваться бесконечно!… ни на каком другом мольберте я бы не смог написать нечто подобное!… – не раз говаривал Дасий, показывая своим друзьям новую картину. А друзей у него, по понятным причинам, было невероятное множество, почти весь город. Кроме, разумеется, крохотной горстки завистников. И все его друзья, как один, изумлялись его способности писать столь восхитительные картины в таком несусветном хаосе.

– Да тут у тебя не пойми что делается!… сам чёрт ногу сломит!… повсюду сплошная круговерть!… холсты, краски, рамки, кисти, всё перемешалось!… Да тебе старина надо бы расширяться,… новой мастерской обзавестись, старая-то уже маловата,… или хотя бы приберись в этой!… – удивлённо глядя на всю эту чехарду и неразбериху, советовали они.

– Ну, что вы такое говорите!?… зачем мне расширяться!?… у меня и так всё замечательно!… превосходная мастерская!… А то, что в ней, по-вашему, всё хаотично, так это ведь всего лишь творческий беспорядок!… И он мне, кстати, необходим!… лично для меня все вещи лежат именно там где им и положено!… Ну а если я их распределю по ранжиру или же по комплектации, то это уже будет,… ха-ха… какая-то казарма или торговая лавка маляра в которой всё лежит по полочкам!… – отшучивался художник и продолжал творить в одной ему понятной и удобной обстановке.

А надо сказать, что творил он много, красиво и практически беспрестанно. Дасий мог и посредь ночи вскочить с какой-нибудь потрясающей идеей пришедшей ему во сне, и тут же начать воплощать её на холсте. И хотя такое случалось с ним нередко, да и в мастерской он писал почти круглые сутки, но всё же основным и любимым своим занятием он считал работу на пленэре, на натуре так сказать.

Там на природе Дасий чувствовал себя в своей стихии. Небо, облака, лес, горы, реки, озёра и, конечно же, поля были для него неиссякаемым источником вдохновения. Он мог весь день просидеть на лужайке, дожидаясь нужного ракурса, положения, освещения, или затемнения выбранного им объекта. Но как только все эти слагаемые собирались воедино, он соскакивал и с невероятным рвением бросался писать.

Всего за час, а то и меньше, Дасий мог отобразить на холсте всё то, что он так долго ждал. Но зато это полотно было достойно звания шедевра. И, разумеется, такой шедевр ценился недёшево. Иные богатые почитатели его творчества выкладывали приличные суммы за эти полотна. Но наш художник все те немалые гонорары тут же пускал на благотворительность. Уж насколько он был добродетелен.

– Ну не могу я жить в роскоши и питаться на золоте, когда вокруг меня есть бедные и убогие,… считаю своим долгом помогать им!… Ведь недаром же Господь наделил меня таким талантом,… так что моя миссия своим дарованием приносить людям пользу!… – искренне заявлял он, и вновь брался писать следующий шедевр. Да уж, трудоспособности Дасия можно было только позавидовать, и все его друзья восхищались этой его способностью.

– Счастливый ты человек, нашёл своё предназначение в жизни!… и теперь тебе уже ничего другого не нужно!… – вторили они ему. Однако надо заметить, что в этом определении, друзья, мягко говоря, заблуждались. Предназначение Дасия не ограничивалось лишь его талантом художника, вовсе нет, и его главная миссия была ещё только впереди. Правда, сам он об этом пока ничего не знал, но факт остаётся фактом, самое важное событие в его жизни уже стучалось в дверь. Как говориться, он стоял на пороге великих открытий.

Однажды, когда Дасий в очередной раз отправился на пленэр, писать пейзажи, с ним произошла очень загадочная история. Встав рано утром, он, как обычно умылся, позавтракал, собрался, и уже буквально через полчаса был на своём излюбленном месте, за леском, напротив речки. Взобравшись на пригорок, с которого открывался чудесный вид на ближайшее пшеничное поле, клиновую рощу и небольшое озерцо, Дасий установил этюдник, и как всегда прилёг на травку в ожидании нужного света и экспозиции.

Однако долго ждать ему не пришлось. Уже ближе к полудню солнышко достаточно бодро осветило раскинувшуюся перед ним панораму, и он не замедлил приступить к работе. Привычно вскочив с травки Дасий практически мгновенно нанёс на холст два основных мазка. С них-то всё и началось. Под напором кисти они мгновенно преобразились в небо и облака. А ещё секунду спустя Дасий уже писал рощу, поле и озеро рядом с ними. Не прошло и получаса, как картина была полностью готова.